Почему трагедия существует?
Потому что, вы полны гнева!
Почему вы полны гнева?
Потому что вы полны горя.
Почему вы полны горя?
Потому что вы полны войны.
– Энн Карсон
Согревая своё одиночество
Я сейчас погружен в личный непростой процесс, по своему содержанию далёкий от крупных общественных потрясений. К тому же у меня, сидящего в мирной стране на берегу тёплого моря, возникают сомнения в моём моральном праве высказываться о событиях, происходящих за тысячи километров, в другой стране, ибо я не могу во всей полноте ни почувствовать атмосферу, царящую там, ни разделить ответственность за свои слова и действия с теми, кто там проживает. Холодно анализировать события и уж тем более советовать, как кому-то себя вести, я, во-первых, не умею, а во-вторых, мне это претит (от того-то и не умею, видимо).
Даже советы о том, как в такой ситуации справиться со стрессом, которые я когда-то по неопытности пытался давать, теперь мне кажутся не слишком уместными. Хоть кому-нибудь в этом мире помог справиться со стрессом, и уж тем более с сильными комплексными чувствами, пост в блоге или фейсбуке? Хоть одному человеку за всю историю интернета?
Практические онлайн-занятия, встреча с психотерапевтом или даже аудиозаписи медитаций, судя по отзывам, могут помочь, но написанный пост с перечнем действий, которые нужно выполнить, это, мне кажется, уж извините, как мёртвому припарки.
Однако всматриваясь, так сказать, в глупь себя и вчувствываясь в свои переживания, я ясно различаю, что, конечно же, нет никакого моего отдельно взятого личного процесса, до которого никому нет дела и внутри которого мне тоже нет дела до остальных. Конечно же, я связан мириадами невидимых ниточек с миром, и в голове моей сейчас крутятся и крутятся первые две строчки песни Песняров, которую так часто крутили по радио в моём детстве:
Заповедный напев, заповедная даль.
Свет хрустальной зари, свет, над миром встающий.
Дальше по тексту я продвинуться не могу, ибо он начисто стёрся из моей памяти, поэтому я вновь и вновь возвращаюсь к заповедному напеву выводимому голосом Владимира Мулявина, где-то на уровне моего сердца.
В Белоруссии, или Беларуси, как сами белорусы называют свою страну, живут мои близкие друзья. Очень близкие. Мы говорим с ними на одном языке. Моё тело помнит тепло их объятий. А ещё, я ведь сейчас сижу не только на берегу тёплого Адриатического моря, но и на берегу фейсбука. И его волны выносят и выносят мне свидетельства человеческой боли. Свидетельства панического, суицидального безумия людей в чёрном, пытающихся удержать знакомый им мир с помощью единственной привычной реакции — жестокости; свидетельства растерянности тех, кого бьют и калечат; свидетельства мужества тех, кого бьют и калечат; свидетельства отчаянной смелости, свидетельства благородства, свидетельства солидарности, свидетельства чести, свидетельства достоинства, свидетельства гнева. Свидетельства гнева, свидетельства гнева, свидетельства гнева…
Тит Нат Хан когда-то написал коротенькое стихотворение, под названием “Для тепла”:
Я держу лицо в ладонях.
Нет, я не плачу.
Я держу лицо в ладонях
согревая своё одиночество —
ладони хранят меня,
ладони питают меня,
ладони не позволяют душе
покинуть меня
с гневом.
Тай написал это стихотворение во время Вьетнамской войны после бомбардировки и разрушения города Бен Тре. “Согревая своё одиночество,” — написал он. Сейчас кажется, что это и обо мне, сидящем за тысячи километров от моих друзей, неспособном обнять их в летней средиземноморской жаре и холоде физической удалённости от них.
Кажется, мне тоже сейчас требуется согреть свой гнев, перетопить его в со-чувствие, со-переживание, со-страдание, уж коли я не могу со-участвовать реальным действием, то я могу хотя бы со-чувствовать. Поэтому я сижу, по завету Бодхидхармы, вперившись глазами в белую стену, обнимая свои чувства, согревая, растапливая свой гнев, а потом пишу друзьям сообщения, спрашивая, как они переживают всё, что переживают. Поэтому прямо сейчас, я, преодолевая свои сомнения в нужности этого текста, следую и следую за своими пальцами, на кончиках которых бьётся пульс моего сердца, не зная, куда и зачем они меня приведут.
Свидетельства гнева
Тай написал: “Ладони не позволяют душе покинуть меня с гневом”. Но я считаю, что гнев — это важно. Тем, кто сейчас там, в Беларуси, важно испытывать гнев, потому что гнев — не ненависть, но гнев — это реакция на несправедливость, и гнев даёт силы для действия.
Однако одного гнева мало. Чтобы он не превратился в ненависть, нужны ещё и стойкость, и выдержка, и уравновешенность, и ясность. И совместить это всё чрезвычайно трудно, когда вокруг хаос, когда тебя бьют и калечат, когда твоих близких кидают за решётку и от них нет никаких известий. Вот где пригодились бы советы, как справиться со стрессом, да?
Нет, к сожалению, не пригодятся. Возможно, пригодилась бы предварительная усиленная тренировка по вырабатыванию этих качеств лет этак в течение десяти. Но у кого из протестующих они были — эти десять лет тренировки?
Поэтому сейчас я могу не посоветовать, а только лишь пожелать тем, кто сейчас там, искать опору и ясность — свои собственные, уникальные — искать там, где получится, в том, в чём получится их обрести. Неизбежно терять их и снова искать.
Из всех же универсальных категорий, в которых мы, как человеческие существа, можем обретать опору и ясность в такие вот моменты разрушения привычного уклада мира, самыми важными я считаю три: солидарность, личную стойкость и различение своих мотивов. Опору мы можем обретать в солидарности с другими и в личном мужестве, преодолевающем страх и растерянность, а ясность — в различении своих чувств и мотивов, когда занимаемся той или иной формой интроспекции.
Подруга из Беларуси написала мне:
Я ответил ей, что, на мой взгляд, сейчас, для тех, кто находится в эпицентре событий, самое важное и действенное заземление состоит в том, чтобы быть вместе, а не по отдельности. Ведь основная стратегия людей в чёрном и состоит в разъединении, в расщеплении любого единства. Они нападают вшестером на одного, выхватывают людей из толпы поодиночке, увозят в неизвестном направлении, изолируя от родных, оставляя без всякой связи, остальных же загоняют домой, чтобы они там сели и “побыли с этим” в одиночестве, в изоляции, в безвыходности, чтобы снова вернулись к своей выученной беспомощности.
Как написала одна женщина, в фейсбуке:
“Хочу поделиться. Ощущение изнасилования. Никогда не хочу видеть лицо действующего президента и слышать его голос. Это он насильник. И его подельники. Мы свернулись калачиком, лицом к стене, тихонько рыдаем. Это всё, что мы умеем….”
Нет, я действительно думаю, что заземляться сейчас нужно только контактом с другими, солидарностью и активной поддержкой тем, кому она требуется, тем кому сейчас труднее. Потому что только одинокий человек тихонько рыдает, отвернувшись к стенке, а люди вместе — придумывают что делать дальше. Люди поддерживают друг друга. Сегодня, например, из всех промелькнувших ужасных и воодушевляющих картинок в интернете, пожалуй, больше всего меня тронула фотография “заначки первой помощи” — бинт и какие-то медикаменты, примотанные скотчем к фонарному столбу — просто так, на всякий случай, для того, кому потребуется.
Ибо зло не выносит света
А ещё заземляться нужно через информационную прозрачность — как внутреннюю, так и внешнюю, — потому что это ещё один враг любого подлого, репрессивного режима — как внутреннего, так и внешнего. Секретность, враньё, стремление запутать и сбить с толку — это их инструменты. Как говорил их идейный учитель, пропагандист Геббельс: “Чем чудовищнее ложь, тем легче в неё верит толпа”, и добавлял, что основная задача нацистской пропаганды не в правде, а в нужном эффекте.
Собственно, почему нынешним авторитарным режимам приходится больше изворачиваться, чем прежним? Да потому что мир становится всё более прозрачным, и “толпе” уже совсем трудно игнорировать факт массового избиения безоружных людей, когда видеодокументы этого события транслируются по всем информационным каналам мира. Конечно, по-прежнему, чем чудовищнее ложь, тем легче в неё верят некоторые люди, но только некоторые, а многие перестают верить. Поэтому тоталитаризм прошлого века уже практически нигде невозможен, кроме Северной Кореи разве что, а возможен лишь такой вот гибридный, подлый воровской авторитаризм, отключающий интернет, намеренно выискивающий и избивающий журналистов, сажающий блогеров в тюрьму, а ОМОН — в машины скорой помощи.
Прямой обман, сокрытие правды и насилие – это их главные инструменты. И противопоставить им можно только противоположное: правду, открытость и яркое освещение. Ибо зло не выносит света.
И, как я сказал выше, эта ясность — универсальная категория, она важна как для внешнего мира — знания правдивой информации, — так и для внутреннего — различения своих мотивов, ценностей и чувств.
Например, прямо сейчас, я всё ещё продолжаю спрашивать себя, зачем же я пишу этот текст, сидя за тысячи километров от происходящих событий? И отвечаю: именно затем, чтобы сократить эти километры, чтобы протянуть через них руку и хотя бы кончиками пальцев дотянуться до своих друзей и сказать им, что дорожу ими. Самым близким я пишу личные сообщения в мессенджере, но так уж вышло, что мои тексты читают ещё некоторое количество людей, с которыми у меня нет близких отношений, но есть разделяемые ценности. Так вот, до них мне тоже важно дотянуться кончиками своих пальцев, ибо на кончиках пальцев сейчас я чувствую пульс, биение своего сердца, своих ценностей и смыслов.
А ещё я пишу для того, чтобы сказать, что я против. Я против диктатуры, подавления личных и общественных свобод, против насилия сильного над слабым, против выученной беспомощности и против потери человеческого облика кем бы то ни было — это то “нет”, которое мне также важно предъявлять миру.
В режиме “война”
Ещё один мой друг из Беларуси написал мне, что, пока идет фаза мирного протеста, ему удается балансировать переживания и направлять поведение так, чтобы не терялась целостность. Но если вдруг придёт крайняя ситуация и на его руках окажется кровь или даже жизнь другого человека, то он не знает как с этим быть.
Я ответил ему, что скорее всего подготовиться к жизни на краю заранее невозможно, я, во всяком случае, не смог бы этого сделать. Мы можем закалять свою нервную систему, учиться справляться со стрессом, но война — это не ситуация стресса, это экзистенциальная человеческая ситуация, где действуют совершенно другие законы по сравнению с ситуацией мира. Между ними нет плавных переходов, это две разные жизни, это две разные человеческие целостности.
Я думаю, именно в этом сейчас состоит основной разрыв в мировоззрении и способе жизни мирных протестующих Беларуси и подразделений милиции специального назначения. Мирные протестующие живут всё ещё в модусе мирной жизни и выражают свой протест из этого модуса, а омоновцы, ведущие себя как каратели на оккупированной территории, именно ими себя и чувствуют, потому что они на войне. И они, если пока и не убивают, но избивают так, что это уже максимально близко к убийству, в любом случае, они стремятся убить человеческое как в себе, так и в других.
Моё личное приближение к этому “режиму войны” произошло в армии, в учебке. Советская армия вся жила в этом модусе войны всех против всех: офицеров против солдат, сержантов против солдат и офицеров, дедов против молодых… и прапорщиков “вообще против”, но учебка это место особое, это место пограничное, где система всей своей мощью обрушивается на тебя, чтобы за считанные дни переключить из режима “мир”, в режим “война”.
Я помню, как быстро и легко произошёл у меня этот переход в режим выживания и войны, где если не ты, то тебя — как будто внутри переключился рубильник. Видимо, память поколений предков, борющихся за выживание, срабатывает таким образом, как только ты попадаешь в соответствующие условия.
И, оказавшись там, на этой локальной войне внутри огромной мирной страны, я моментально сделался другим человеком, с другой целостностью. И этому новому человеку уже было не до прежних сомнений мирного человека, ибо человек в условиях войны живёт в абсолютно другом мире, чем мирный человек. У него другая этика и он совершает другие выборы.
Ещё я написал своему другу, что пока у мирных людей не произошёл переход в режим войны, нужно сделать всё, чтобы он так и не произошёл. Нужно сделать всё, чтобы не дойти до края и продолжать именно мирный протест. В нем героизма не меньше, чем в военном, а чести, достоинства и солидарности гораздо больше.
Я считаю, что, пока не стало совсем поздно, необходимо искать пути к людям на той стороне. У многих из них всё ещё сохраняется совесть, психопатов и социопатов в популяции не так много — это скорее аномалия, хотя своими действиями за пределами добра и зла они создают ужасающую картину, когда кажется, что все люди в форме таковы. Но всё же большинство из них просто сильно напуганы и держатся за привычное и простое устройство мира, где нужно выполнять приказы, снимая тем самым с себя ответственность.
Мне кажется, нужно искать и находить пути к их личной ответственности, напоминать им, что они всё ещё свои, а не чужие, хотя это и очень трудно, ибо придётся пробиваться через глухую защиту. Тем не менее большинство людей могут переключаться не только из режима мира в режим войны, но и обратно. Второе гораздо труднее, ибо им придётся встретиться со своей совестью, стыдом и ответственностью, но это возможно.
Даже эти главные мучители — люди в чёрном — ещё не совсем чужие остальным и не совсем чёрные, они всё ещё серые, хотя и униформой своей, и сокрытием под ней идентичности, и всеми своими действиями показывают, что они не с народом, что они отдельно, опричь, что они на войне, на оккупированной территории с населением, которое нужно устрашить и усмирить. Но протестующие люди всё ещё пытаются обращаться к их совести, открывая им руки и говоря: “Опомнитесь, милиция должна быть с народом!”
И возможно, кто-то из них, пусть совсем немногие, всё ещё способны опомниться и действительно вернуться из опьянения своей локальной войной в большой мирный мир. Такие отрезвления размывают их опричное от остального народа кровавое братство.
Лично у меня поступки этих людей, способных вспомнить о совести и чести, людей, способных испытывать стыд, людей, способных вернуться с войны к миру, вызывают огромное уважение, потому что система, частью которой они были, будет им мстить. Но для них честь оказывается дороже.
Глаза — горизонтально, нос — вертикально
В текстах традиционного Буддизма не слишком много внимания уделяется чести и достоинству, речь там идёт всё больше о понимании, ясности, бдительности, доброте и сострадании. Однако лично для меня честь и достоинство — не последние понятия и наряду с буддийскими категориями дружественности и сострадания, являются основами моей личной этической системы. И каждый раз, садясь в медитацию, я переживаю воплощённое достоинство в медитативной позе, само тело рассказывает мне об этом качестве, проявленном в опоре и устойчивости внизу, и вертикальном позвоночнике — внутреннем стержне, уходящем в бесконечное пространство вверху.
Мне кажется, Буддийская Дхарма именно таким образом учит нас чести и достоинству — не через тексты и увещевания, а через воплощение их в теле и непосредственное переживание.
Поэтому “людям войны” так важно растоптать человечность своих “врагов” именно телесно. Даже если они не отнимают у врага жизнь, им важно отнять у него человеческое достоинство, превратив даже не в животное, а просто в безымянный объект, который можно схватить, закинуть в машину, отвезти куда-то и бросить в подвал, как ненужную рухлядь. И на всём протяжении этого процесса терзать и мучить, напоминая ему, что сейчас он в полной власти своих мучителей, они сейчас его хозяева и могут делать с ним всё, что хотят. Вообще всё.
Лишить человека его субъектности, превратить в вещь — такой была основная задача любого репрессивного режима на протяжении всей человеческой истории. И надругательство над телом — главный инструмент в этом действии. В этом нет ничего нового. Всякий раз, когда мы сталкиваемся с фактами такого надругательства, мы ужасаемся, но в этом нет ничего нового. К сожалению, это повторяется из века в век, с помощью абсолютно одинаковых приёмов.
Вот ещё одно свидетельство из фейсбука, на которое я наткнулся вчера:
“Попробуйте принять эту осанку – на коленях, голову вниз, лицом к полу… Не долго даже на мягком ковре. А именно в такой позе сегодня стояли на Акрестине около трех часов на твердой земле. Пару раз позволили 30 секунд растянуть ноги. Потом разрешили поменять осанку, просто легли на живот, лицом вниз, руки на голову – это был праздник)”.
Вот так “люди войны” и пытаются убить человека в своих “врагах”.
Когда Догэн вернулся в Японию из своего путешествия в Китай, где учился дзэн, то люди спросили его:
— Догэн, что ты узнал в Китае, ведь из Китая исходит мудрость?
— Я узнал, что глаза у человека располагаются горизонтально, а нос — вертикально, — ответил он им.
Мне кажется, Догэн рассказал именно о том, как нужно жить: не свернувшись калачиком, тихонько рыдая в стену, не на коленях, головой вниз, лицом к полу, а с вертикальным носом и вертикальным позвоночником, глядя жизни прямо в глаза. И неважно куда мы смотрим при этом — внутрь себя или во внешний мир.
И, понимаете, это не про стресс и его регуляцию, это про наше экзистенциальное положение в мире, это про жизнь и смерть. Это про вопрос: “А как имеет смысл жить?” Это про то, что такое быть человеком и как им быть.
А ещё Догэн из своего тринадцатого века напрямую обратился к тем самым милиционерам и военным в Беларуси и других странах с подобными режимами:
В завершение своего очередного путешествия вслед за пальцами хочу напомнить слова поэтессы и исследовательницы греческой трагедии Энн Карсон, которые я вынес в эпиграф:
Почему трагедия существует?
Потому что вы полны гнева!
Почему вы полны гнева?
Потому что вы полны горя.
Почему вы полны горя?
Потому что вы полны войны.
Война сопровождает нас на протяжении всей истории, некоторые философы даже утверждают, что война и есть наше человеческое перманентное состояние, а периоды мира — это лишь временные передышки для перенастройки на новую войну. Моя же личная правда состоит в том, что где бы я ни был, на войне ли, в миру ли, у меня всегда существует свобода просто не быть скотом, даже если это моя последняя свобода.
P.S. Этот текст я начал писать в среду, 12 августа, закончил в четверг и оставил на ночь отлёживаться, как обычно это делаю. И сейчас, в пятницу, 14 августа, у меня появилась надежда. Надежда, что женщины в белом, забастовки по всей стране и выход на улицу уже вообще всех, спасут Беларусь от оккупации людьми в чёрном. Хотя всё далеко ещё от завершения и неизвестно как повернётся. И наверное, я буду писать ещё.
Практика центрирования:
Скачать
Практика трансформации страдания в сострадание и доброту:
Скачать
Практика расширения внутреннего пространства (свет моего сердца):
Скачать
Всего вам доброго и, надеюсь, до следующих встреч.
И помните: в каждое мгновение у вас есть выбор – сделайте лучший.
А теперь идите и медитируйте!