Как работает медитация

Rene Magritte, The False Mirror, 1928

Облако в штанах

или

Рассказ о том, как работает медитация и почему боль не эквивалентна страданию.

С привлечением в свидетели физиков и лириков.

Мой первый ритрит в в 1994 году.

На ритрите по Випассане м-ра С. Н. Гоенки есть практика неподвижного сидения. Три раза в день в течение часа вы должны сидеть, совершенно не шевелясь, наблюдая любые приходящие и уходящие ощущения в теле.

Это очень полезная и эффективная практика, потому что за короткое время способна научить вас бесстрастному наблюдению.

97% новичков чувствуют боль, когда стрелка часов переваливает за полчаса. И они просто подыхают, когда до конца медитации остаётся десять минут.

Я на своём первом ритрите входил в эти девяносто семь процентов, хотя и был тогда на двадцать лет моложе и вялотекуще занимался Хатха Йогой.

Я сидел на свёрнутом шерстяном одеяле, скрестив ноги, с прямой спиной, и ноги мои отваливались, а спина разламывалась.

Но я не шевелился, я наблюдал, я терпел.

Я терпел, страдал и снова терпел, потом опять страдал, но изо всех сил наблюдал.

Это странно, что такая боль (как будто кто-то не спеша, сосредоточенно вкручивает тебе штопор в позвоночник) может возникнуть всего лишь от неподвижного сидения. И я знал, что если пошевелиться, то боль пройдёт. Но я не шевелился – молодой ещё был, упрямый.

И вот когда метафизический штопор был вкручен уже почти по самую рукоятку, и я практически совсем отдавал концы, невидимая рука, так долго вкручивавшая его, ловким движением мгновенно выдернула пробку. Раздался характерный хлопок (по-видимому, одной ладонью) – чпок… и произошло чудо – боль осталась, а страдание исчезло!

Я понимаю, что это странно звучит. Именно так я себя и почувствовал тогда – странно.
Ведь в обычной жизни боль – физическая, эмоциональная или, скажем, финансовая (термин одного моего знакомого банкира на пенсии) – настолько сильно спаяна со страданием, что, кажется, они принципиально не могут существовать друг без друга.
Ну, положим, страдание действительно не может существовать без боли, в силу того, что боль – его источник. А вот боль без страдания?

Всегда ли боль неизбежно ведёт к страданию?

Собственно, открытие Будды Гаутамы и следующих за ним поколений медитаторов (включая и меня на том первом ритрите) как раз и состояло в том, что ты можешь чувствовать боль, но при этом не страдать от неё.

В тот момент, когда со мной это произошло, я сидел обалдевший, потому что это произошло неожиданно и мгновенно. Вот только что были боль и страдание, а теперь боль есть, а страдания нет. Ну ни капельки, то есть вообще, то есть совсем.
И это не было каким-то эндогенным наркозом, не было отупением или трансом.

Rene Magritte, The liberator, 1947

Что же произошло, как я чувствовал это, как переживал?

Как я сказал, боль никуда не исчезла, но всё же уменьшилась примерно вполовину, потому что ушла её психологическая составляющая – моё отождествление с ней и одновременная борьба, моё сопротивление ей, моё беспокойство.

Второе же, пожалуй, самое важное качество этого опыта состояло в том, что я сам как будто превратился в пространство.

Пространство восприятия, в котором всё просто происходит.

Rene Magritte, La reproduction interdite, 1937

Кто Я?

И тут мы прямиком подходим к хорошему вопросу: Кто Я?

Что вообще такое это загадочное “я”?

Вопрос, мягко говоря, не новый, и за всю историю человечества не один высокий лоб разбился об него.

Как физики на субатомном микроуровне теряют почву под ногами, потому что не могут обнаружить твёрдую материю (она превращается у них на глазах в какое-то подозрительное облако вероятностей), так же и мы, медитаторы, углубляясь в своё “я”, внимательно к нему присматриваясь, никак не можем его поймать и идентифицировать.

Я есть, чувство “я” тоже есть, а определить его не представляется возможным – какое-то “облако в штанах“.

Однако как макрофизик, не нашедший материи на микроуровне, может спокойно писать на своём макрокомпьютере, не боясь, что он провалится сквозь макростол, так же и мы, исследователи сознания, можем спокойно жить и узнавать себя в зеркале.

Вторая проблема с “я”, естественным образом вытекающая из первой,  состоит в том, что оно влюбчиво и прилипчиво.

Оно всё время норовит прилипнуть к штанам, к юбке, к офицерской фуражке, к нательному крестику, к буддийским чёткам, к директорскому стулу, к президентскому креслу, к нищенской кружке, к банковскому счёту и ещё к тысяче и одной штуке.

К айфону даже может прилипнуть – да так, что потом не отдерёшь.

Rene Magritte, The Castle in the Pyrenees, 1959

Но так ли это страшно – облегчиться до состояния облака?

Те, кто живёт облачной жизнью, утверждают, что нет.

Вот, например, знаменитый популяризатор Дзэн Дайсецу Судзуки говорил, что:

А его далёкий предшественник, великий мастер Доген утверждал, что:

Вы же знаете, что весь Буддизм, он о пробуждении, и пробуждение в Буддизме  разрешает основные человеческие экзистенциальные проблемы – прежде всего проблему страдания. Но о пробуждении разговор особый, ибо термин этот можно интерпретировать по-разному.

Сейчас же хочу лишь добавить,  используя вышеприведённый цитаты  уважаемых мастеров дела пробуждения, что в определённом контексте, пробуждение можно интерпретировать как облегчение (на полметра над землёй),и  напоминанить, что “я” – это тоже часть изменчивого мира.

Rene Magritte, Le chef d’oeuvre ou les mystères de l’horizon, 1955

По сезону, по погоде, по нужде

Влюбчивость и прилипчивость “я” на языке философии и психологии называется “личностной идентификацией”.

Очевидно, что в личностной идентификации как таковой ничего плохого нет – она удобна для эффективной жизни в этом сложном и многообразном мире.

Шуба хороша зимой, а шорты – летом. Плохо же, когда шуба прилипла намертво и снять её не представляется никакой возможности. Тогда она становится крайне неудобной – особенно летом, особенно в жаркую ночь, особенно в постели, особенно вдвоём… а если впятером, так и совсем никакого удовольствия.

Впрочем, идентификация – тема большая (и одна из центральных в буддийской психологии), так что я напишу о ней отдельно и, надеюсь, ещё неоднократно.

Rene Magritte, The Return, 1940

Так как же она работает?

Именно так, как я описал в начале текста:

Однако это нелегко (особенно поначалу).

Потому что прилипчивость “я” – это автоматическая программа, заложенная в нас уж не знаю кем или чем – Богом, природой, эволюцией, инопланетянами. Эта программа чрезвычайно сильна в силу своей полезности для выживания нас как вида.

Чтобы перехитрить эту программу, апгрейдить и сделать более гибкой, мы придумываем всякие  маленькие хитрости, которые в Буддизме Махаяны называются Упайя.

Этих хитростей и приёмов много, потому что все люди разные, и то, что подходит одним, не работает для других.

Но все эти маленькие хитрости объединяет одно:

работа с вниманием.

Ибо где внимание, там и “я”.

Rene Magritte, Golconda, 1953

Дифференциация

Чтобы удержать внимание, присутствие  “я” в стабильном состоянии, мы стараемся объективировать всё, с чем оно входит в соприкосновение.

В буддийской психологии мы насчитываем шесть чувств восприятия:

Да, свои мышление и эмоции  мы можем воспринимать.

И логика здесь простая: всё, что я могу воспринимать и объективировать, не является мной.

Оно возникает во мне, но это не я. Я – это наблюдатель, свидетель.

Ну а способов действительно много.

Например, в традиции Гоенки мы фокусируемся исключительно на ощущениях тела, пытаясь игнорировать всё остальное.

В Сото Дзэн мы просто сидим и наблюдаем всё, что приходит – вообще всё что угодно, любые феномены, соприкасающиеся с нашим вниманием.

В корейском Сон мы задаём вопрос: “Что это?” – для того чтобы лучше разглядеть феномены и остаться в алертном состоянии.

В других школах и традициях существуют другие методы.

В результате регулярной тренировки постепенно мы учим это наше “я” меньше прилипать  к конкретным феноменам. Не отождествляться с мыслями, чувствами, состояниями…

Но это только одна часть работы – тренировка способности различать, дифференцировать, разделять.
Эта стадия формирования различающего наблюдателя важна, но не менее важно не зависнуть и не остановиться на ней.

А это, в свою очередь, может привести к сепарации от жизни, к внутренней расколотости, к бесчувственности, холодности.

Я всё наблюдаю, но ни в чём не участвую, я лишь “делаю своё наблюдение”.

Известный психолог и учитель медитации Джон Уэлвуд назвал зависание на этой стадии “духовным избеганием” (spiritual bypassing).

Интеграция

Слово “интеграция” на русский переводится как “целостность”, и это именно то, к чему мы стремимся – стать более целым, не разорванным. Говорят ведь, что слово “нирвана” происходит от русского “не рваный” (только что была шутка, если вы пропустили).

Я на этой стадии становлюсь всё вмещающим в себя пространством.

Я – одновременно и возникающие/исчезающие феномены, и то пространство, где они возникают и исчезают.

Я – это боль, если возникла боль; я – это удовольствие, если возникло удовольствие; я – радость или горе, плач и смех, мысли и чувства…

Я – это бесконечные потоки порождающих друг друга феноменов, но вместе с тем я – и то пространство осознания, где они возникают.

Я – это позволение всему быть. Максимально широкое и глубокое присутствие в жизни.
Причём широта, глубина, высота – здесь величины не постоянные, а тоже непрерывно меняющиеся.

Это практика

И ещё раз напомню – это практика!

Если всё является меняющимся потоком, вы по определению не можете закрепиться в чём-то раз и навсегда. Вам нужно постоянно совершать хотя бы небольшое мягкое усилие, чтобы подталкивать себя в нужном направлении.

Это и называется Путём.

Путём в сторону облака – неопределённого, но свободного. Независимого от жёстких отождествлений, независимого от штанов.

Помните детский анекдот про ёжика, который занимался самовнушением:

Вот так и работает медитация, только без самовнушения, а с помощью чистого, неразбавленного присутствия.

Rene Magritte, Le beau monde.

Итог всему вышесказанному можно подвести такой:

И в заключение немного поэзии

Прекрасное стихотворение Эмили Дикинсон:

I dwell in Possibility —
A fairer House than Prose —
More numerous of Windows —
Superior—for Doors —
Of Chambers as the Cedars —
Impregnable of Eye —
And for an Everlasting Roof
The Gambrels of the Sky —
Of Visitors—the fairest —
For Occupation—This —
The spreading wide of narrow Hands
To gather Paradise —

И в переводе Елены Меллоу:

Если хотите, вы можете вступить в Облачную Сангху, для поддержания жизни свой практики жизни, в повседневной жизни.

Расписание моих программ:

А о боли вообще, вам расскажет вот этот специалист. Всё то же самое, что и я написал, только гораздо короче и яснее:

Всего вам доброго, и, надеюсь, до следующих встреч.
И помните: в каждое мгновение у вас есть выбор – сделайте лучший.
А теперь идите и медитируйте!