И только смерть соединит нас

Черногорские мысли

Пост написан в мае 2015 года.

Недавно я проводил ритрит в Черногории. Время от времени в голову приходили мысли, которые я и записывал по мере поступления. Теперь они сложились в пост.

Проблема смертности человека влечёт и манит меня в силу своей неразрешимости. Я точно знаю, что не могу найти её решение, так как нахожусь внутри неё, но именно поэтому не могу и отвернуться. Она притягивает мой взгляд.

Точнее, отвернуться-то я могу, но не хочу.

Знаете, как я соединяюсь с людьми?

Через старость, болезнь и смерть.

Нет, конечно, не только через это.Через молодость, здоровье и жизнь тоже. Через разделение радости, счастья, удачи и успехов. Я также соединяюсь с людьми через наше разнообразие: один – творческий, другой – хороший семьянин, третий – здоровый такой йог, четвёртый – богатый, пятый – добрый… Все разные, у всех есть чему поучиться, если вовремя отбросить зависть, гордость и предубеждения.

Не так давно я писал про три важные встречи Будды Гаутамы.

С чего началось его духовное приключение?

До этой прямой и безжалостной встречи он бултыхался где-то на мелководье, на поверхности жизни, с неё же началось его постепенное погружение в глубину, к самому сердцу жизни.

У меня со смертью, как и у многих, история непростая. В детстве я насмерть её перепугался, и потом в течение тридцати лет пытался наладить с ней приемлемые отношения. На сегодняшний день могу отрапортовать, что отношения налажены, много узлов развязано, страха… ну… почти нет, но разрешить все наши с ней противоречия, очевидно, можно будет только при непосредственной встрече. Во всяком случае, я надеюсь на это. А там уж как пойдёт.

Так как страх, смешанный с любопытством, всю жизнь гнал меня исследовать смерть, то я довольно часто с ней и соприкасался – работал санитаром в больнице и морге, психологом с терминальными больными, а также регулярно устраивал семинары и “мистерии”, так или иначе касающиеся темы смерти. Было у меня несколько случаев, когда и сам я оказывался совсем близко к ней и чувствовал её дыхание, как об этом пишут в плохих романах.

Друг

Друг умер, когда я был далеко, на другой стороне земного шара. Два дня я плакал, а потом ещё три – молча ходил по берегу океана. Девушка, с которой мы к тому времени прожили  вместе чуть меньше года, сказала мне тогда, что увидела во мне человека.

До этого она, наверное, видела во мне какого-то фрика-йога-психонавта – в общем, какое-то неопределённое “психо”. Некий свой собственный образ меня. Дело в том, что за прошедший совместный год мы соприкасались друг с другом в основном либо половыми органами, либо трансперсональными, а человеческими – не то чтобы очень часто.

Так вот, она сказала, что увидела во мне человека – просто человека. Мы, наконец, соприкоснулись чем-то глубоко человеческим. И это соприкосновение вывело нас на совершенно другой уровень отношений.

Древняя оливковая роща в Черногории. Возраст некоторых деревьев доходит до тысячи лет.

Бабушка

Второй большой потерей, оказавшей влияние на мои представления о жизни, был уход бабушки. Её смерть сопровождалась многими совпадениями, или синхрониями, как это называют юнгианцы, но дело не в них.

Последние годы она болела. И к болезни её все привыкли так, что даже и забыли, что затяжные болезни в пожилом возрасте рано или поздно приводят к смерти. Я тоже как-то подзабыл. Жил я тогда далеко и всё никак не мог доехать до неё.

И вот однажды посреди ночи что-то ёкнуло во мне и заныло, тогда пришлось отложить все дела и поехать.

Я был с бабушкой три дня.

И хотя мы ничем особенным не занимались – так, разговаривали о том о сём, она вспоминала свою долгую и трудную жизнь, я рассказывал о том, как живу сейчас, – тем не менее эти три дня оказались одними из самых важных в моей жизни.

Потому что на четвёртый день она умерла, и смерть, как всегда, придала дополнительную значимость и глубину всему, что происходило накануне.

Но она также сообщила дополнительную значимость и тому, что произошло после неё. Мы встретились всей семьёй – мама, папа, брат и я, – встретились как смертные, уязвимые люди. И мама не слишком беспокоилась, чем бы особенным всех накормить, и отец не возмущался политикой правительства, и мы не смотрели телевизор, и даже радио, которое у родителей никогда не выключалось, на этот раз было выключено. Мы наконец-то собрались вместе из своих разных городов и таких разных миров. Мы были вместе – в тишине и тайне жизни.

Смерть всех уравнивает

Избитое, конечно, выражение, но правдивое ведь. Вот у меня по жизни всегда тема денег хромала. Я не бедствовал, не нищенствовал, но и шикануть эдак запросто никогда не мог. И, конечно, порой, глядя на своих друзей и клиентов, которые могли позволить себе “просто” слетать в Париж на выходные, завистливая мысль закрадывалась в мою голову, чего уж греха таить.

Но зато у меня любящие отношения с девушкой, зато у меня много друзей, зато характер у меня незлобивый… а значит, и мне можно в чём-то позавидовать, потому что таких прелестей за деньги не купишь – успокаиваю я себя.

И вот так у всех – жизнь слегка скособоченная: или деньги торчат как-то неловко, или отношения хромают, или здоровье ни к чёрту, а у кого-то ещё и нос набок.

Я много с людьми общаюсь, и некоторые в фейсбуке выглядят так, будто у них по всем фронтам всё идеально – занимаются любимым делом, не отрываясь от любимой семьи и непрерывных путешествий по миру. И все такие красавцы, что глаз не отвести, и успешные, и счастливые, а уж какой у них секс – просто закачаешься! Особенно у коучей, которых среди моих знакомых сейчас очень много появилось. У коучей жизнь налажена!

И это нормально. Хорошо и нормально, что в публичном пространстве мы показываем свои лучшие стороны. Ну действительно, с какой стати мне выставлять напоказ всему миру свои раны? Кому от этого будет лучше? Тут только важно не переусердствовать с нарциссизмом, а то это тоже выглядит не очень здорОво. Да и друзей раздражает. Иногда даже укачивает и тошнит.

Однако если с этим  “идеальным” человеком, даже и с коучем, поближе поговорить – по душам так, без фейсбучных картинок, в интимном, личном пространстве, – то может много нюансов выявиться. Вне зависимости от того, насколько он вагоноуважаемый, глубокоуважатый коуч, глянец на нём слегка тускнеет, зато из-под него начинает проглядывать уязвимый, живой человек со своими страхами, страданиями, проблемами, неудачами и неприятностями. Человек, регулярно делающий ошибки и очень далекий от совершенства.

И лично для меня эта человеческая уязвимость имеет гораздо большее значение, чем все успехи и достижения, регалии и статусы, павлиньи хвосты и походки гоголем.

Помните, у Будды Гаутамы в тот знаменитый вечер, кроме встреч со старым, больным и мёртвым, была ещё одна – с йогом-аскетом, посвятившим себя самоисследованию. И вот если всматриваться в себя подольше, повнимательнее, поглубже, то открывается постепенно, что все эти одёжки наши, всё, чем мы друг от друга отличаемся, – это очень хорошо, и красиво, и правильно, этим можно любоваться, восхищаться, гордиться, но в конце-то мы остаёмся голыми перед жизнью.

Memento Mori

У средневековых европейских интеллектуалов была хорошая, на мой взгляд, мода. Они любили класть на рабочий стол череп. Я думаю, мы должны вернуться к этой полезной привычке.

У меня настоящего черепа нет, но зато на столе обычно стоит кружка, выполненная в виде черепа.
Вот работаю я, а время от времени на кружку поглядываю, отхлёбываю даже из сей чаши свой горький напиток жизни. А как отхлебну, так сразу же, в пока ещё живой, поросшей редкими волосами голове моей рождается мысль: “Когда-нибудь и я стану таким”!

Не кружкой, конечно, а вот таким окончательно облысевшим, ни на что не годным предметом интерьера философа. И это ещё в лучшем случае.

И этот предмет необходим мне не для того, чтобы впадать в отчаяние, а, напротив, чтобы фокусироваться на наиболее важных в моей жизни делах. Я считаю, что задача практики вспоминания своей смертности состоит не в том, чтобы обессмыслить вашу жизнь, а ровно наоборот – в том, чтобы переосмыслить ваши приоритеты.

Люди говорят, что околосмертный опыт изменил их жизнь. Эй, мы все переживаем околосмертный опыт – каждую минуту, прямо сейчас!

Поэтому, когда я прихлёбываю из своей околосмертной кружки, и делаю это не на автомате, а осознавая, что именно эта кружка символизирует, некоторые вещи становятся для меня менее важными, а другие зато – более. Например, практически сразу после отхлёбывания из волшебной чаши мне становится не так важно, что там происходит в жизни Ким Кардашян. Представляете?! Да что Ким Кардашян – мне становится неважно даже, что сейчас происходит у Владимира Путина. Хотя, как и у всех моих дорогих соотечественников, моя жизнь довольно сильно повязана с жизнью этого человека. И тем не менее.

Ещё мне автоматически становится не так важно, какой у меня статус, сколько у меня регалий и что “люди вообще” подумают обо мне.

Вид от церкви Святого Стефана на Сушчепане.

Церковь Святого Стефана

На земле существуют пространства, распахивающиеся в глаза. Конечно, при условии, что глаза тоже распахнуты… и сердце распахнуто, и ум. Церквушка стоит на горе над городом Херцог Нови, над людьми, над морем.

Мы зашли во дворик и уселись над обрывом. “220 метров над уровнем моря” – написано на табличке. Но кажется, что гораздо больше, кажется, что километры, – это потому, что впереди расстилается бесконечность. Вот в эту бесконечность мы и решили заглянуть. В пространство, вливающееся в распахнутые глаза. В пространство, где бесконечность моря встречается с бесконечностью сердца, где тишина гор говорит с тишиной ума.

Церковь Святого Стефана на Сушчепане

Лица

После медитации я походил по дворику церкви, по кладбищу, расположенному тут же, среди каменных крестов и могильных плит. На плитах – фотографии семей, лежащих здесь, – целых поколений.
Людей, родившихся когда-то из этой земли, из этих гор, и вновь ушедших в землю, в горы.

Вот фотографии трёх братьев и их жён. Все лежат вместе. Какие-то люди – абсолютно незнакомые мне, чужие. Жившие давно и умершие давно в чужой мне стране. Но могут ли они быть мне чужими, если я сейчас стою над их могилой и смотрю на красивые лица женщин и усатые лица мужчин? Лица, сосредоточенно-серьёзные и такие живые… Лица, уже давно ставшие землёй.

А вокруг могил растут цветы.

Танец

Мы ушли от церкви и поднялись ещё выше в гору, в лес. Стали танцевать на полянке. Танцевать с землёй, с небом, с горами, с пением птиц, с криком петухов, доносящимся из деревни, с блеянием коз, пасущихся неподалёку, с облаками вверху и морем внизу, с бесконечным пространством жизни, с пространством возможностей.

Я танцевал, смеялся и плакал, и опять танцевал с этими умершими красивыми женщинами и мужчинами, со всем, что когда-то было, со всем, что прошло, со всем, что когда-нибудь непременно случится, со всем, чего никогда уже не произойдёт, со всем, что я упустил…с тем человеком, которым мне уже никогда не стать. 

Я очень хорошо понимаю народные традиции, следуя которым люди в определённые дни приходят на могилы предков и танцуют на них. А как ещё можно выразить эти переполняющие чувства?

Все эти мгновения

После танца мне вспомнилась одна из любимых киносцен. В фильме “Бегущий по лезвию бритвы” репликант Рой Батти перед смертью обращается к преследующему его охотнику Рику Декарду:

Когда мы закончили танцевать, пошёл дождь и мои слёзы затерялись в его струях.

Спустя три года, в октябре 2019 года, я предложил проделать медитацию “Помни о смерти”, в группе Облачная Сангха:

Если хотите, вы можете вступить в Облачную Сангху, для поддержания жизни свой практики жизни, в повседневной жизни.

Расписание моих программ:

Всего вам доброго, и, надеюсь, до следующих встреч.
И помните: в каждое мгновение у вас есть выбор – сделайте лучший.
А теперь идите и медитируйте!