Письма к самому себе. О Пути, Дыхании и Времени
Часть первая. Бытие
Скачать все аудиописьма
Телеграм-канал Письма к самому себе
Плелист в YouTube
Плелист в SoundCloud
Слушать аудиокнигу в YouTube:
Слушать аудиокнигу в SoundCloud:
Слушать в PodBean:
Письмо двенадцатое. Просунуть руку в хаос
Будда древности сказал: «Если ты временно находишься на вершине горного пика – ты Существо времени; если ты временно на дне моря – ты Существо времени; если у тебя три головы и восемь рук – ты Существо времени; если ты сделал шаг – ты Существо времени; если остался на месте – ты Существо времени; если ты огромный золотой Будда; если ты страшный демон, если ты ветка дерева, если ты светильник, если ты земля, если ты небо – ты временно существуешь, ты Существо времени». Существо времени означает, что время – это бытие, а бытие – это время. Бытие временно.
Огромное золотое тело Будды временно, потому что время излучает время. Двадцать четыре часа нам следует изучать присутствие времени, изучать время своего присутствия. Ярость трехглавого демона с восемью руками, это тоже время, оно неотделимо от двадцати четырех часов сегодняшнего дня.
Какие-то дни пролетают молнией, другие тянутся вечно, но мы все равно говорим, что каждый из них длится двадцать четыре часа. Никто не сомневается, что время приходит и уходит, и все замечают его движение. Но даже если никто не сомневается в существовании времени, это не значит, что они его знают. Сомнения, испытываемые нами по поводу вещей, которых мы не понимаем, никогда не бывают постоянными. Сомнения, которые у вас были вчера, не те же самые, что у вас есть сегодня. Даже сомнение временно. Сомнение – это Существо времени.
– Догэн «Существо времени» (мой пересказ)
Конец света
Привет!
Два года назад это было. Уже два года! Однажды вечером мы с М. вышли на террасу проводить солнце, как это делаем почти каждый погожий день, и обнаружили, что закат в этот раз выглядит каким-то особенно кровавым. М. сказала: «Вот и конец света». И мы оба поняли, что это не шутка. А если и шутка, то божественная – такая, от которой человеку не слишком смешно, ибо это конец именно человеческого света.
Буквально через неделю началась пандемия ковида, к которой лично я поначалу отнёсся довольно легковесно, надеясь, что она протянется не больше полугода. Однако пандемия, сопровождаемая беспрецедентными карантинными мерами, отправившими под домашний арест население целой планеты, всё длилась и длилась, а когда она перевалила за второй год, во мне начало нарастать чувство, что добром это заточение не кончится, и образ того самого кровавого заката всё чаще вставал перед моими глазами.
Нельзя надолго лишить огромные массы людей самого необходимого любому млекопитающему жизненного проявления, а именно физического контакта с себе подобными, без губительных последствий. Пружина, сжимающаяся так долго, неизбежно должна была выпрямиться, нарастающее давление в котле должно было прорвать в каком-то самом уязвимом месте. Этим местом в этот раз оказались отношения России и Украины, ещё точнее, неважное моральное состояние российского общества, а ещё точнее, психическое состояние всего лишь одного человека.
Стол длиной в два года
На мой взгляд, нет более красноречивой иллюстрации предвоенного состояния дел, чем длинный стол, за которым Владимир Путин встречался со своими собеседниками. Я не перестаю удивляться, какие гротескные карикатуры на себя самих и реальность порой создаём мы, люди, даже не подозревая, до какой степени абсурдно это выглядит. Эстетика не существует отдельно от бытия и этики, эстетика – это видимая сторона бытия, ясно демонстрирующая его качества, а этически уродливые явления обычно и выглядят неприглядно – они вызывают отвращение, презрение, гнев либо настолько поражают своим абсурдом, что ничего кроме смеха вызвать уже и не могут. Этот стол, этот яркий образ изолированного от реальной жизни, от живого контакта с людьми с их воплощённым бытием престарелого диктатора, на мой взгляд, указывает не только на плачевное состояние сознания одного человека, но и на беду изоляции, постигшую каждого из нас, постигшую нас как сообщество, постигшую весь мир. Мир, в котором люди и страны начали сторониться друг друга, увеличивая дистанцию и неизбежно взращивая страх, недоверие и подозрительность. Но, демонстрируя свою отдельность и изолированность от других, мы всё больше впадаем в иллюзию, и, как показала жизнь последних двух лет, крайне опасную иллюзию, ведущую к катастрофе.
Да, эпидемия крайне пагубно подействовала на одного конкретного человека, обладающего несоразмерной его сознанию, его душе, его сердцу властью. Так подействовала, что, не получая точной, ясной и правдивой обратной связи от мира, он совершил роковую ошибку, принесшую огромную беду ему самому, его ближайшему окружению, миллионам людей в Украине, России, Европе… и дальше, дальше… беду, расходящуюся кругами от своего эпицентра в Украине по всему миру. Это не значит, что где-то далеко на периферии люди будут переживать то же самое, что и в эпицентре, нет конечно. Однако отголоски катастрофы почувствуют абсолютно все, ибо, как я уже сказал выше, отдельность, изолированность чего-либо в этом мире – это величайшая иллюзия нашего индивидуального сознания. Реальность же рано или поздно, но обязательно больно бьёт нас, возвращая к себе. Боль пробуждает нас от грёз отдельности – отдельности стран, отдельности народов, отдельности семей, людей, дней и мгновений.
«Постарайся увидеть, что каждое существо во всём мире связано со всеми остальными существами точно так же, как связаны все моменты времени. Но в то же самое время они существуют как отдельные моменты времени. Так как каждый момент – это существо времени, то все они – это твоё существо времени», – писал Догэн в эссе «Существо времени». Я – это существо времени, так же как и ты в моём прошлом или будущем. Ведь именно в прошлое и будущее я пишу эти письма. Отдельны ли мы с тобой, отделены ли мы друг от друга? И да и нет. Ты, находясь в своих мирах прошлого и будущего, – не я, ибо я нахожусь только здесь, в мире настоящего, но одновременно с этим разве мы с тобой не один и тот же человек? И да и нет – один и два, не один и не два. Это невозможно понять рационально, но ведь это так.
Вот так же и каждое существо и каждая страна. Разве можно убить человека, не убив при этом человека в себе? Разве можно изнасиловать кого-то другого, не изнасиловав свою душу при этом? Помнишь, когда-то давно в одном глубоком процессе самоисследования ты увидел свою душу как прекрасную девушку? Так вот, у каждого солдата, изнасиловавшего девушку на войне, душа тоже девушка. Девушка, над которой он надругался. Душа никогда этого не забудет и не простит солдату. Всю жизнь этому солдату суждено гореть в аду своей внутренней боли, внутренней разобщённости. И будет чудо, если ему удастся выбраться из своего личного ада. Так разве можно разрушить другую страну, не разрушив что-то в своей? Разве можно оттолкнуть другого, не оставшись при этом в одиночестве?
Моя украинская подруга, с которой мы на протяжении всего времени войны остаёмся на связи каждый божий день, написала мне, что ищет способы символизировать разлом, который чувствует сейчас в своей душе. Она ходит по парку, ищет сухие палочки и разламывает их, чтобы услышать треск, чтобы увидеть, как именно разламывается что-то другое. Не она, но другое! Чтобы разлом этот произошёл не внутри неё, а снаружи. Такой ритуальный, символический акт помогает ей сохранять в себе целостность, сохранять в себе человечность.
Я тогда откликнулся:
Ты ходишь по лесу.
Подбираешь палочки. Разламываешь.
За тысячи километров слышу я сухой треск.
Жизнь нас разламывает, но что делаем мы с этой силой жизни? Можем ли мы включить разлом в более объёмную общность? Палочка разламывается в руках моей подруги, но она сообщает мне об этом, и я узнаю её боль, я разделяю её боль. Эта наша человеческая способность слышать, разделять и страдания и радость, разделять любые переживания другого может собирать воедино всё, что разломано, включать это в большую цельность принятия жизни такой, как она есть, жизни, где каждое существо во всём мире связано со всеми остальными существами – точно так же как связаны все моменты времени.
На протяжении всего этого времени войны (скоро два месяца уже) каждый день я провожу встречи с людьми. Со всеми, кто захочет войти, кто захочет присоединиться и побыть вместе. Мне важно поддерживать это пространство живым. Что значит живое пространство? Это пространство, в котором всё может разместиться. Вот только сегодня один из участников сказал, что он не может вместить в себя смерть детей, что он как будто внутренне отстраняется, будто бы оставляет это снаружи себя. Но он сказал об этом, он принёс эту свою боль в наше общее пространство – и пространство приняло его боль. Мы, остальные участники встречи, услышали его боль и разделили между собой. Ведь и мы, каждый из нас, соотносится с этим вопросом: «На войне гибнут дети, они там калечатся, их там насилуют, – как мне жить дальше, зная это?» Ни у кого на этот вопрос нет и не может быть ответа. Ни у кого в отдельности, но пространство, собравшее нас всех, со всеми нашими жизнями и судьбами, – это и есть ответ. Ответ в том, что в этом пространстве собираются вместе украинцы, россияне, белорусы, казахи, израильтяне… и все, кто захочет прийти и побыть вместе. В одном месте. В одном человеческом месте.
Рано или поздно диктатор падёт, ибо одиночество нежизнеспособно. Вместе с ним падёт и та страна, которую он так долго пытался удержать под своим контролем, изолировав её от всего мира, объявив весь остальной мир врагом. «Нас никто не любит, потому что мы такие особенные!» Слишком много возомнившая о себе особенность рано или поздно становится обособленностью, но, говорю тебе, обособленность – это иллюзия, а иллюзия ведёт к катастрофе. Такие катастрофы от впадения в прелесть особенности случались в истории не раз.
Каким будет падение нынешнего российского режима – неизвестно. Какие политические очертания приобретёт территория, называющаяся сейчас Россией, тоже неизвестно. Ведь ни территория, ни люди, её населяющие, никуда не денутся, но вот как они будут жить, сейчас абсолютно непонятно. Ясно одно, что жизни, к которой мы привыкли за пару последних десятилетий, больше уже не будет. Будет какая-то другая жизнь.
Однако меня, как ты знаешь, никогда не интересовали политика или геополитика сами по себе, как отвлечённые, абстрактные рассуждения. Меня интересовало и продолжает интересовать, как лично я, маленький, обычный, совершенно не особенный и не обособленный человек, прохожу сквозь движение большого мира, как я проношу себя сквозь исторические изменения и разломы, проношу свою человечность, какого именно себя сохраняю я в периоды испытаний и какого себя воплощаю своей жизнью. В этом состоит мой основной интерес в течение всей моей маленькой, мимолётной индивидуальной жизни. Именно поэтому, кстати, в последние лет пятнадцать мне так близок стал Догэн с его вниманием к воплощению. «Что именно я воплощаю, какую потенциальность, заложенную во мне жизнью?» Это был главный вопрос Догэна, и это теперь мой главный вопрос. Жизнь может приносить мне что угодно: трагедии, беды, лишения, – но всё это тот самый вопрос Бога, или Жизни, ко мне как к человеку: «Кто ты и что воплощаешь собой?»
Догэн об этом говорил довольно просто: «Даже если весь мир погружен в скотство, у тебя есть выбор не быть скотиной. У тебя всегда есть выбор не быть скотиной». Ну, может, Догэн говорил об этом и более возвышенным языком, но смысл-то в его послании был именно таким.
Дни гнева
В прошлом письме я рассказывал тебе, как стараюсь сейчас склеивать не только своё разбитое сердце, но и разбитые отношения между людьми. «Стол изоляции» длиной в два прошедших года для многих сейчас превратился в разверзшуюся во времени бездну. «Никогда, – говорят они теперь, – никогда мы с вами не сядем за один стол, никогда мы не сможем протянуть вам руку». Я понимаю этих людей и сам часто ловлю себя на желании вырезать кого-то из своей жизни, оттолкнуть, не соприкасаться, не иметь с ним никаких дел. Я чувствую в себе желание отстраниться, обособиться, уйти из контакта с теми, кто делает вид, что ничего особенного не происходит, когда у моих друзей рушатся дома и вся жизнь. И кроме всепоглощающего горя, которое я переживаю весь этот месяц войны, я также чувствую гнев. Он накатывает волнами, я запрыгиваю на них, используя как витальную энергию, дающую мне силы, и движусь к реализации чего-то важного для себя. Это важное в основном состоит в поддержке того самого пространства вместимости.
В принципе, гнев сейчас – это часть моего процесса горевания. Ведь что такое горевание? Это способ отпускания безвозвратно утерянного. Я горевал, когда уходили мои близкие существа – люди, кошка, собака, существа, с которыми я делил свою жизнь; я так же горевал, когда уходила из моего сердца любовь, когда рвалась дружеская связь; я горевал, когда терял что-то дорогое для себя: какую-то часть свободы, какую-то часть здоровья… Всматриваясь сейчас в своё прошлое, вспоминая, о чём же я горевал когда-либо, я понимаю, что горевание моё всегда возникало в четырёх пересекающихся друг с другом ценностных областях, которые я для себя называю Свободой, Творчеством, Дружбой и Тайной жизни. Сами эти ценности во всей их полноте я не могу потерять, ибо они – это и есть я, а потому эти ценности могут полностью исчезнуть из моей жизни лишь вместе с самой жизнью. Но вот если что-то конкретное, что было воплощено этими ценностями, отламывается и отпадает от моей целой жизни (например, друг уходит), то я, конечно, горюю по этой конкретной воплощённой части ценностей, по этой конкретной воплощённой части цельности, по этой конкретной воплощённой части моей жизни, которая вот так берёт и уходит не спросясь. И ничем её не удержишь, ибо смерть – это часть жизни. Всё рано или поздно должно умереть, чтобы дать место другому, дать место живому.
Гнев, как я уже сказал, сейчас часть процесса моего горевания. Согласно заветам тантрических традиций, я не борюсь с гневом, не подавляю, я лишь стараюсь направить его куда надо. Ты спросишь меня: «А куда надо?»
Перед тем как ответить, мне придётся нарисовать небольшую модель, одну из локальных карт моего внутреннего мира.
У меня есть две сферы приложения гнева – внешняя и внутренняя. Сам же гнев – это чувство, указывающее на границы. Изучая себя более-менее всю сознательную жизнь, я обнаружил, что во мне существует четыре главных переживания, связанных именно с границами личности.
1. Уважение. Уважение – это не чувство, это отношение к жизни и формам её воплощения. Личность – моя, твоя или чья-то ещё – это всё формы воплощения бытия, формы воплощения существ времени. Уважительно – так я стараюсь относиться ко всем окружающим меня живым существам времени, этим сгусткам воплощённой жизни. Именно стараюсь, ибо не всегда получается. Но воспитание в себе уважения к живым существам – часть моей практики. Впрочем, не только к живым и не только к чувствующим. Важное ответвление моей практики – это воспитание уважения к жизни так называемых неживых предметов, к жизни вещей, к их бытию. Любой проявленный в этом мире объект, шевелящийся или нет, дышащий или нет, растущий или нет, размножающийся или нет, – это существо времени, и главный вопрос для меня: «Могу ли я уважать бытие именно этого существа времени: камня, горы, пустой пластиковой бутылки, выброшенной морем на пляж, комнаты, в которой провожу время? А если могу, то что это значит для меня? Как мне действовать из позиции уважения?» Пожалуй, именно уважение к бытию и является центром всей моей духовной практики и основой моего духовного пути. Я стараюсь памятовать об уважении к бытию существ времени и возвращать себя к нему всякий раз, если забываю.
2. Совесть. Совесть в карте моего внутреннего мира – это качество души; это то, что поддерживает уважение, не позволяя мне нарушать границы другого воплощённого бытия без его позволения. Ибо с позволением – это уже не нарушение границ, а любовь. Совесть пробуждается во мне, когда я засыпаю – когда забываю об уважении, но совесть не спит и своим уколом предупреждает меня об опасном приближении к границам другого существа времени с нарастающей решимостью преступить эти границы. Совесть предупреждает, говорит мне: «Стоп, остановись здесь! Не ходи дальше, ибо со следующим шагом ты потеряешь уважение».
3. Вина. Вина – это уже чувство, это острый сигнал, поступающий мне от совести, если я вовремя не услышал её тихого голоса и всё-таки заступил за черту, если я нарушил договор о суверенных бытийственных границах существ времени. Вина требует от меня немедленного действия, она ждёт покаяния и искупления. Я должен признать ошибку, попросить прощения у человека, чьи границы нарушил для того, чтобы снова вернуться в пределы изначального уважения. И кстати, не только ведь с людьми так. Я помню, какое чувство вины испытывал после мытья кошки Маргареты, которого она терпеть не могла. М. смеялась над нами с Маргаретой всякий раз, когда видела, как мы сидим в разных углах комнаты, тихо страдая: я – от чувства вины, Маргарета – от обиды. Да, я сознательно нарушал наш с Маргаретой договор о неприкосновенности личных кошачьих границ, я засовывал её под душ, намыливал шампунем, смывал, вытирал… всё это во имя нашей общей пользы, ибо блохи, которых она приносила с улицы, начинали кусать уже не только её, но и всех нас. Однако после экзекуции мне было важно загладить вину, постараться как-то исправить положение и вернуться к нашему обычному обоюдному уважению. И Маргарета, добрейшей души существо, всегда прощала меня. Не сразу, конечно, а лишь на следующий день, но прощала. Разумеется, очень важно, чтобы чувство вины, будучи краткосрочным сигналом, таковым и оставалось. Чтобы вина не превратилась в длящееся состояние, иначе это будет мучительно и к добру не приведёт. Если вина надолго задержится, не будучи прощённой и искупленной, она начнёт съедать душу и либо поглотит в себя всего человека, либо отторгнет вместе с совестью и уважением.
4. Гнев. И наконец, гнев – это похожий на вину сигнал, но направленный в другую сторону, ибо возникает он во мне в ответ уже на нарушение кем-то моих границ. Я гневаюсь и говорю: «Нет!», я говорю: «Я не позволяю вам этого делать со мной!» И когда словом или делом я говорю нет чему-то непрошенному и насильственному, я снова возвращаюсь к уважению – к уважению себя, своего бытия, ибо невозможно уважать бытие другого, не уважая бытия своего. Уважение к себе я ещё называю достоинством. Так что сейчас, кроме горя по потерянному миру, потерянным связям, потерянному будущему, я испытываю гнев. Он поднимается во мне волнами и говорит нет. Он говорит: «Стоп! Со мной так нельзя! Я не позволяю вам разрушать мою жизнь, разрушать мой мир, мои связи с людьми, вещами, событиями, мои связи с другими существами времени. Я не позволю вам разрушать моё время. Время моей жизни». Этот первичный гнев полезен, ибо он даёт энергию и показывает направление дальнейшего действия. В дальнейшие действия включаются утверждения: «да» и «нет». Гнев указывает, где проходит граница между моими «да» и «нет». И я громко говорю Путину и его приспешникам нет! Я говорю нет всем, кто поддерживает агрессивную войну, кем бы они ни были, даже если это мои близкие родственники и друзья. Им всем я говорю своё гневное: «Нет, я не позволяю вам разрушать мою жизнь! Я буду бороться за свою жизнь, за свой мир и за целостное время своей жизни. Буду бороться своими способами, они у меня есть. А если нет, то поищу».
Но, так же как и с импульсом вины, для меня очень важно, чтобы гнев, сообщив мне о нарушении границ, не остался бы со мной, превратившись в доминирующее и долгосрочное состояние. Ибо такое состояние называется уже не гневом, а ненавистью. Ненависть способна сожрать моё сердце, и я не допускаю превращения гнева в ненависть.
Живому течь
Сказав нет разрушению моего мира, я говорю да тому, что могу сохранить и создать прямо сейчас.
В прошлом письме я писал тебе об этом – о сохранении самого ценного, но сохранять – это ведь не значит закупоривать, это не значит задерживать, останавливать, обездвиживать. Наоборот: сохранять что-то живым – значит позволять ему двигаться и течь, поддерживать его именно в этом.
Помнишь, как в одном из предыдущих посланий тебе я писал, что Будда порой называл демона Мару именем Намучи, ассоциировавшимся с засухой в тех местах, где проживал Будда. То есть Мара – это тот, кто останавливает течение жизни, осушает своим зноем её русло. Если рассмотреть Будду и Мару как пару противоположностей, живущих во мне, то Будда будет представителем жизни, а Мара – представителем смерти. Они, конечно, друг другу нужны и ходят парой, и тем не менее я считаю, что именно Будда включает в себя Мару, а не наоборот, это жизнь включает в себя смерть, а не наоборот, это бытие включает в себя небытие.
Да, отдельное бытие, отдельное существо времени мимолётно, оно неизбежно умрёт, но отдельное бытие включено в бытие большое, бытие всеобщее, и это бытие продолжается и продолжается, оно движется и течёт. И «…каждое существо во всём мире связано со всеми остальными существами точно так же, как связаны все моменты времени. Но в то же самое время они существуют как отдельные моменты времени. Так как каждый момент – это существо времени, то все они – это твоё существо времени». Для меня это ориентир. Не столько интеллектуальный, сколько чувственный: я распознаю эту истину своими кишками и костным мозгом, пульсацией клеток и течением дыхания. Каждый вдох и выдох говорят мне: служи жизни, сохраняй живое, помогай ему течь, меняться, развиваться. Помогай мгновениям жизни – этим разным, уникальным существам времени – принимать себя такими, как они есть, и одновременно с этим проявлять лучшее, на что они способны. Ведь все эти мгновения жизни – это мои мгновения жизни. В этом и состоит моя буддийская практика. Мой срединный путь.
Ещё одна моя близкая подруга – Анжелика, в доме которой я последние годы проводил ритриты в России, за пару месяцев до войны собралась строить зал для занятий. Мы принялись собирать на него деньги, набрали половину суммы… и тут война! Анжелика сказала мне: «Я буду продолжать строить, что бы там ни было», – и я считаю её решение абсолютно правильным. Так она говорит своё «нет войне!», так она говорит своё «да миру!». Её миру, нашему общему миру. И я учусь у Анжелики говорить свои «да» и «нет».
Центр гравитации
Осенью прошлого года я был на одном мероприятии, где мне, как и прочим участникам, предложили вытянуть карту из специальной гадательной колоды, которую нарисовала знакомая художница. Мне выпала карта под названием «Просунуть руку в хаос». Хотя осенью эпидемия ковида ещё не завершилась и неопределённости было предостаточно, тем не менее тот хаос не идёт ни в какое сравнение с хаосом, который привнесла в мою жизнь война. Сегодня я разбирал вещи и вдруг обнаружил эту карту, о которой совсем уж было позабыл. Да, пожалуй, так оно и есть, я сейчас просовываю руку в хаос – но что я ищу там?
В хаосе, в буре, накрывшей весь мой мир, я ищу центр гравитации этого мира. Ведь что я делал в те моменты, когда мне доводилось попадать в шторм на каком-нибудь корабле и лодке? Что я делал, когда палуба уходила у меня из-под ног? Я опускался ниже, приседал, я искал центр гравитации, искал его своим телом, искал всем собой. Сейчас маленький плот моей жизни бросает из стороны в сторону в экзистенциальном шторме, и что же я делаю? Я опять ищу центр гравитации.
Как я тебе писал уже, основные мои опоры сейчас – это ценности, которыми я живу более-менее всю свою взрослую жизнь. Ты помнишь их, это Свобода, Творчество, Дружба и Тайна жизни. Эти опоры служат мне добрую службу и в мирное время и в военное, и в здоровое и в больное, и в турбулентное и в относительно спокойное, однако центр гравитации моей жизни не в них. Я спрашиваю себя: «Есть ли что-то по-настоящему недвижимое в хаосе творящихся сейчас трагических изменений? Есть ли что-то устойчивое, на что я мог бы опереться?» И отвечаю себе: «Да, есть. Я знаю, что это. Я чувствую это».
И ты ведь тоже знаешь. Ты всю жизнь знал, хотя всю жизнь искал это и делал вид, что не находишь. Однако, будучи с тобой одним и тем же человеком, я прекрасно помню, когда именно ты узнал о существовании этой недвижимой опоры. Я помню, как ты впервые в жизни – в шестнадцать лет – довольно сильно напился с друзьями. Ты тогда почувствовал, что это значит – быть пьяным, что это значит, когда тело плохо слушается, разум затуманен, а язык заплетается. Но, кроме всего этого, ты внезапно обнаружил нечто неизменное, нечто недвижимое, нечто ясное и неразрушимое, нечто безвременное. Ты обнаружил само сознание. Сознание, свидетельствующее и твоё раскоординированное тело, и твой затуманенный рассудок, и твой непослушный язык; ты обнаружил, что, кроме всего этого, в тебе содержится то, что осознаёт. И ты обнаружил, что ты и есть это нечто осознающее и включающее в себя весь осознаваемый опыт. Ты обнаружил, что не ты, как человек, содержишь в себе это таинственное, неизменное и безвременное, присутствующее и осознающее нечто, а, наоборот, оно содержит тебя как человека. Безвременное и безграничное сознание содержит в себе существо времени.
Я помню, каким странным было это переживание – таким очевидным, таким обыкновенным (ведь оно всегда было здесь), и в то же время таким новым, таким освобождающим (ведь оно никуда не может уйти).
С тех пор много раз это переживание открывалось во мне со всей своей внезапной очевидностью: во время длительных медитативных ритритов, многочасового суфийского вращения, продолжительного секса, приёма психоделиков… и потом всё чаще и чаще просто в повседневной, ординарной жизни – вот же оно, сознание! Вот же я! Я здесь, я есть, я осознаю, что бы со мной ни происходило. И именно это «я» неразрушимо, недвижимо, безмятежно. Именно это «я» включает в себя всё остальное, любую бурю и весь хаос жизни. Это «я» включает в себя начало и завершение, оно включает в себя рождение и смерть, распахнутое во все стороны небо с землёй, солнцем, звёздами, галактиками и их рождениями и смертями. Сознание и есть это распахнутое во все стороны пространство, включающее в себя каждый отдельный момент времени, каждое существо времени, когда бы они ни существовали. Все эти существа времени – это и есть моё существо времени.
Именно к этому всеобъемлющему пространству сознания я сейчас и приникаю, именно в нём нахожу главную опору. Именно оно сейчас для меня центр гравитации. С ним не страшно. В нём не страшно. И если уж говорить о какой-то моей главной идентичности, то я – это именно сознание. Сознание – моя родина, и я патриот только сознания. Выполняя свой патриотический долг, я просовываю руку в хаос и сижу дзадзэн – посреди бури, посреди мира, посреди жизни, вмещая их в сознание. Рукой я нащупываю сердце жизни.
Будда древности сказал: «Если ты временно находишься на вершине горного пика – ты Существо времени; если ты временно на дне моря – ты Существо времени; если у тебя три головы и восемь рук – ты Существо времени; если ты сделал шаг – ты Существо времени; если остался на месте – ты Существо времени; если ты огромный золотой Будда; если ты страшный демон, если ты ветка дерева, если ты светильник, если ты земля, если ты небо – ты временно существуешь, ты Существо времени». Существо времени означает, что время – это бытие, а бытие – это время. Бытие временно.
Огромное золотое тело Будды временно, потому что время излучает время. Двадцать четыре часа нам следует изучать присутствие времени, изучать время своего присутствия. Ярость трехглавого демона с восемью руками, это тоже время, оно неотделимо от двадцати четырех часов сегодняшнего дня.
Какие-то дни пролетают молнией, другие тянутся вечно, но мы все равно говорим, что каждый из них длится двадцать четыре часа. Никто не сомневается, что время приходит и уходит, и все замечают его движение. Но даже если никто не сомневается в существовании времени, это не значит, что они его знают. Сомнения, испытываемые нами по поводу вещей, которых мы не понимаем, никогда не бывают постоянными. Сомнения, которые у вас были вчера, не те же самые, что у вас есть сегодня. Даже сомнение временно. Сомнение – это Существо времени.
– Догэн «Существо времени» (мой пересказ)
Скачать все аудиописьма
Телеграм-канал Письма к самому себе
Плелист в YouTube
Плелист в SoundCloud
С начала войны я работаю исключительно за свободные пожертвования, если вы цените проект “Будда в городе” и хотите поддержать мои жизнь и работу, то можете сделать это здесь:
Поддержать Будду в городе
Ты – Существо времени:
Всего вам доброго и, надеюсь, до следующих встреч.
И помните: в каждое мгновение у вас есть выбор – сделайте лучший.
А теперь идите и медитируйте!