как я училась быть уткой
Фото: Aaron Burden.
-Брэд Уорнер (учитель дзэн)
Предыстория
Несколько месяцев назад, я получил письмо от Юли Полевой, с которой мы до этого записывали один из подкастов “Подлинной жизни”. В письме Юля спрашивала о моём опыте жизни в буддийских монастырях и ритритных центрах, и просила каких-то рекомендаций для себя.
Я рассказал, что знал, потом мы ещё немного обсудили детали, на этом и закончили.
Но вот несколько месяцев спустя Юля снова написала мне, рассказав о своих переменах.
Меня очень тронули её слова и я попросил у неё разрешения опубликовать и некоторые отрывки из письма ко мне и текст, в котором она описывает своё пребывание в Тайском ритритном центре, так как считаю, что опыт Юли, её переживания и рефлексия могут оказаться полезными всем, кто интересуется практикой медитации и в целом духовным развитием.
Фото: Anders Nord.
Итак, сначала фрагменты письма.
…После нашей переписки я прочитала книгу Бэчелора “Что такое буддизм”, и она произвела на меня большое впечатление, особенно фрагменты, посвященные личности Будды и его человечности.
Вообще для меня стала важной тема раскрытия человеческой природы — ни сверхчеловеческой — а этого вот Esse homo!
Раскрытия в себе и видения ее в других людях.
Потом я посмотрела кино “Crazy Wisdom” о Чогьям Трунгпе Ринпоче, и это тоже пошатнуло мое жесткое мнение о том, каким должен быть буддист или медитатор.
Ну и, наконец, я съездила в Таиланд – в медитационный центр при монастыре Wat Chom Tong, где дается випассана в традиции Махаси-саядо, такая практика прозрения при ходячей и сидячей медитации.
И там, помимо самой практики, о которой отдельно, для меня стало важным увидеть жизнь в ее варианте без редактуры и цензуры. Например, там было озеро, вокруг которого прогуливались монахи, и я наблюдала, как они фотографируют на телефоны закаты и рассветы. Как обычные люди, как я! Это так просто и глупо, но стало уроком для меня. А почему, собственно, нет? Как сказал мне на это учитель, сопровождающий меня в этом ри(!)трите, чего нет в монашеских обетах, то не запрещено.
Вот и всё.
Это и практика позволило мне и к себе отнестись проще, и перестать быть собственным цензором.
В конечном итоге я поняла, что у меня столько дыр, столько нереализованных идей, желаний, стремлений, которые я в себе отрицала, что монастырь для меня сейчас – не выход, а побег, закрывание глаз на свои проблемы, прикрытие их, а не принятие и решение.
Это не означает, что я не хочу практиковать, а просто я стала спокойнее и понимаю, что путей столько же, сколько людей, и мне важен мой путь.
Важно найти его и не испугаться по нему пойти.
Пусть я буду буддой сама себе, в конце концов, ведь именно это он завещал нам.
Если подытожить, то с меня слетел какой-то неофитский фанатизм и, помните, я писала о неприятии секулярной практики, вот к ней отношение тоже поменялось, и появился какой-то интерес к жизни что ли. И интерес к тому, а как можно в жизни нашей быть осознанной? Будда в города, да?
Я все искала ответ на вопрос, зачем мне просветление.
В какой-то момент я поняла, что для того, чтобы меня любили. То есть просветление, практика стали просто инструментом для своих эгоистических целей.
Сейчас я чувствую, что просветление мне нужно для возможности жить по-другому и показывать людям, что можно иначе, и, быть может, как-то изменить этот сумасшедший мир в сторону большей осознанности, большей ясности.
Но, думаю, что ответ на этот вопрос каждый раз должен искаться и находиться заново. Так же, как вы в ритритах просите каждый раз перед практикой задавать вопрос, для чего я сейчас медитирую…
Еще я написала текст про свой 21-дневный опыт ритрита в Таиланде…
Дальше, я с большой благодарностью к Юле, публикую этот текст. Для меня в нём самым гармоничным образом соединились искренность, глубина, ирония, и хороший литературный слог.
Фото: Andrew Wulf.
1 января 2018 года, когда в Москве похмельно начинался новый год, я сидела в маленьком холле и читала правила прохождения ретрита в ретритном центре Wat Chomthong в Таиланде, ожидая, когда заберут мой паспорт, и начнется мое приключение длиной в 21 день.
Я была разбита, больна слякотным российским декабрем, без сил после трех перелетов и не хотела ничего. Кроме того, я знала, как болезненны бывают ретриты, имея в анамнезе два 10-дневных курса Гоенки. А также я знала о своей особенности вписываться в ситуации, не задумываясь, и не оценивая свои силы и ресурсы.
Вот и в Таиланд я приехала, совершенно не понимая, что я тут буду делать, какая техника медитации здесь дается, и чем все это может кончиться. Я лишь собиралась проверить в длительном ретрите себя и свои намерения посвятить жизнь серьезной практике.
— Я провела здесь 6 дней, и я уезжаю. Это слишком интенсивно — говорила сильно перевозбужденная молодая испанка, усевшись передо мной. Она уже переоделась из белой одежды, в которой ходят все медитаторы, и явно пыталась убедить себя и мир в верности своего решения уехать с ретрита.
В принципе, никто никого там и не держит. Приезжать на практику можно на любое количество дней, хоть и на два. Базовый курс длится 21 день, после его прохождения люди обычно приезжают на 10-дневные курсы.
Я еще увижу сбегающих юношей и барышень, и ни разу их не обвиню в слабости, потому что там есть от чего сбегать.
Я же странным образом получила именно то, что мне было нужно. И это совсем не равнозначно тому, чего я хотела. И потому таким ценным оказался этот опыт.
А хотела я получить настоящего азиатского учителя, который бил бы меня палкой, говорил загадками, а в итоге добил-таки до просветления или ногу калиткой прищемил, ну или, на худой конец, разорвал бы кошку. Я бы хотела утвердиться в своем намерении посвятить жизнь практике, найти подтверждение тому, что обычный мир мне неинтересен, и в нем нечего ловить, а секулярная практика — это компромисс для слабаков. В общем, я крайне серьезная личность и люблю делить мир на черное и белое. И именно поэтому канадец голландского происхождения в качестве учителя, заявивший с порога: “Я неидеальный, ты – не идеальна, и мы все делаем кучу ошибок”, стал хорошим противоядием.
Через медитацию и общение с Эдвардом выяснилось, что во многом я прикрывала практикой свои страхи и неврозы, придумав однажды, что вот именно таким образом должна себя вести благородная личность, которую я себе нарисовала. Классический случай spiritual bypassing.
Фото: Martin Pegg.
Начало
Организовано все просто и демократично.
Расписание монастырское, и в 3.45 медитаторов будит гонг с территории монастыря. Дальше в 6 завтрак, в 11 — ланч, в 22 — отбой, а в промежутках медитация и встреча с учителем.
При этом медитация не групповая, никто не следит ни за кем, йогин предоставлен сам себе, и это становится первым препятствием, потому что надо заставить себя медитировать — в комнате или медитационном зале, но заставить, а не гулять вокруг прекрасного озера, не пить чай на балконе и не гладить местных кошек.
Да, телефон тоже никто не отбирает, и, в принципе, можно болтать с друзьями. Поэтому первые два дня я сижу в комнате и не понимаю, зачем я приехала, виню себя, почти плачу от отчаяния, не знаю, как я проведу здесь еще 19 дней, рисуя страшные картины.
— Я так счастлив, что ты фрустрируешь — сказал мне Эдвард. Я хороший человек, но я счастлив. Продолжай, пожалуйста, и посмотрим, что будет дальше.
И я пошла в медитационный зал, где нет постели, предлагающей свои услуги в самые неподходящие моменты.
Это спасло меня.
Конечно, другим спасательным кругом стали мои обстоятельства — я не могла сбежать, так как у меня были куплены билеты на 23 января, и не было денег отправиться в путешествие вместо ретрита. Я, по сути, оказалась заперта там, и это хорошо.
Фото: Ray Hennessy.
Knowing, knowing, knowing
Техника медитации в Wat Chomthong дается в соответствии с традицией випассаны, которую преподает 95-летний настоятель местного монастыря Аджан Тонг (Ajaan Tong Sirimangalo), учившийся у Махаси-саядо. Через практику отмечания (noting/ labeling/ acknowledging) медитатор получает непосредственный опыт переживания того, как работает природа ума, и это называется опытом прозрения.
Аджан Тонг признается величайшим современным учителем випассаны и в Таиланде настоящий культ его имени (как в Польше папы Иоанна Павла II).
Это милейший старичок, принимающий участие во всех – даже мельчайших церемониях – он поет молитвы вместе с монахами и присутствует на Дхамма-беседах в дни Будды, которые проходят в соответствии с состоянием Луны каждые 7-8 дней.
Звучит не сложно, но когда оказывается, что найти промежутки в киселе из мыслей, воспоминаний, чувств, ощущений, звуков, картин и запахов проблематично, то охватывает отчаяние, гнев и фрустрация.
И тут-то важно knowing — осознание фрустрации, отчаяния etc. Knowing — универсальный лейбл — он подходит для сложности момента, когда трудно разделить состояние на элементы seeing, hearing, smelling, feeling, но он же имеет и терапевтический эффект — я знаю, что со мной это происходит сейчас.
У Брехта в актерской методике было понятие эффекта очуждения — когда исполнитель выстраивал роль, не отождествляя себя с ней, а находясь в стороне, сохраняя критичность отношения и “холодный нос”. Тут же каждый раз, произнося глагол, соответствующий происходящему, человек отрезает ниточку, отождествляющую его с происходящим.
Звучит абсурдно, но, тысяча чертей, это работает. Это возвращает ум к настоящему моменту и телу, и заставляет увидеть, какое количество образов, слов, мыслей, чувств проносятся на внутреннем экране, сколько историй мы видим, и как быстро мы в них вляпываемся, веря.
Первая часть всегда одинакова, а две другие увеличиваются по времени и в конце доходят до часу каждая, и усложняются: шаги дробятся, в сидячей медитации увеличивается количество touching points для прохождения.
Это как в “Питере Пене” дети пришивали свою тень к телу, так же и тут — надо пришить свое внимание к телу.
И в сидячей-то и открывается лавина разных потоков информации, при наблюдении за которыми и отмечании, она получает структуру, клубок распутывается, и все источники становятся осознаваемы: вот я слышу, вот вижу, думаю, чувствую etc. Слышу и вижу — это скорее про внутреннее, а не внешнее (хотя и оно отвлекает), потому что мои “мысли” делятся на картины и слова.
Это напоминает мне живопись: все было хорошо, пока не пришли импрессионисты, и не показали, что рисунок состоит из мазков. Если отойти от картины, то они сливаются и совсем неразличимы, так что есть иллюзия гладкой поверхности и перетекания одного в другое. Но если приблизиться к полотну, то вот они — мазки, удары кистью, излишки краски — фактура, backstage. Критики говорили, что импрессионисты не умеют рисовать, но они просто показали, как работает живопись. Так и медитация — обнажает, как я работаю. И пока до Клода Моне мне далеко.
Just the conditions
Уровень моей фрустрации менялся каждый день, и иногда я бодро заявляла Эдварду, что I’m good! Иногда я была в отчаянии и плакала.
Тогда он говорил мне: “Это не ты. Это просто обстоятельства. Будь выше (above)”. И рассказал историю об утке: если в воду положить губку, то она наполнится водой и утонет. Если на воду поставить утку, то она будет плавать и удержится на воде. “Будь уткой, Юля. Иди в свою комнату и продолжай, посмотрим, что будет”.
Обстоятельства менялись стремительно, а за ними мой неустойчивый ум, то считающий дни до дембеля, то настойчиво пытающийся понять концепт non-self. Остальные два impermanance и suffering в интенсивной практике открываются достаточно быстро через боль и скуку.
Однажды я пришла к Эдварду и поделилась с ним своим пониманием отсутствия Я.
Он кисло улыбнулся, попросил меня не думать, не быть такой серьезной и идти практиковать.
Через пару дней я пришла немного ошарашенная, прошептав, что мне дико неловко, но, кажется, это и правда всё не я. Мысли, чувства, состояния — это не я, а неконтролируемое, незваное черт те что.
“Как только ты что-то поняла, сразу же отбрось это. Иди в свою комнату и продолжай практиковать. Посмотрим, что произойдет”.
Фото: Cathal Mac An Bheatha.
Cleaning, cleaning, cleaning
Последние несколько дней ретрита интенсивность практики усиливается (хотя, казалось бы, куда больше?). Ходить в деревню в магазины запрещается, гулять вокруг прекрасного озера, разминая мышцы, тоже. Не остается ничего, кроме медитации, а потому начинают происходить разные процессы, которые я бы осторожно отнесла к категории измененных состояний сознания.
К этому моменту у меня произошло уже много открытий. Оказалось, что редактировать свои чувства – это странно и ненужно. Что они такие, какие есть, и они возникают во мне, а значит, как я могу их отрицать или цензурировать?
Оказалось, что я вполне себе обычный человек, со многими желаниями и слабостями, которые меня больше не пугают (пока, по крайней мере), оказалось, например, что я закрывала практикой дыру романтических отношений. Оказалось, что я такая, какая есть, без каких-либо “но”.
А дальше произошло вот что. Я расскажу о том, что я переживала в эти последние дни. Никаких оценок или интерпретаций, только мой опыт. Он может показаться сходным с психоделическим, для меня разница в том, что психоделики используют для получения удовольствия, тогда как в данном случае это малоприятный побочный эффект, или, скорее, инструмент, с помощью которого техника показывает то, что необходимо увидеть медитатору.
Итак, вот, что со мной случилось:
В какой-то момент медитации у меня исчезли мысли. Точнее они были, я точно знала, что они есть, только вот я их не чувствовала. Это переживалось, словно мне в мозг сделали анестезию. И это было очень некомфортно.
Следующим исчезло тело. При сидячей медитации я не могла почувствовать живот, потому что вместо него была дырка. Я могла пройти вниманием сквозь тело как горячий нож сквозь масло, и мне это не нравилось.
Я не понимала, кто я. Я не управляла ничем — ни телом, ни мыслями, ни восприятием, которое было искажено (цвета, пространство – все изменилось). Состояния менялись постоянно, принося страдания: impermanence, suffering, non-self.
Познание именно этих качеств через медитацию и было целью практики на данном этапе ретрита.
“Дальше, продолжая практику созерцания, вы заметите, что ничто не остается постоянным, и все находится в состоянии непрерывного изменения. Каждый раз возникает что-то новое. Вы отслеживаете каждый объект, когда он возникает. Тогда то, что возникло, сразу же исчезает, и сразу же возникает что-то другое, которое вы опять отслеживаете. Таким образом продолжается процесс возникновения и исчезновения, который ясно показывает, что ничто не остается постоянным. Следовательно, вы осознаете, что “объекты непостоянны”, потому что вы видите, как они возникают и сразу же исчезают. Это видение-как-есть непостоянства (аниччанупассана-ньяна).
И вместе с тем вы осознаете, что “возникновение и исчезновение нежелательны”. Это видение-как-есть страдания (дуккханупассана-ньяна). Кроме того, вы скорее всего испытываете много болезненных ощущений в теле, например усталость, сильное тепло, боли, и отслеживая эти ощущения, вы скорее всего осознаете, что тело – это скопление страданий. Это видение-как-есть страдания.
Тогда, каждый раз отслеживая происходящее, вы обнаруживаете, что элементы материи и психики появляются в соответствии со своей природой и обусловленностью, а не в соответствии с пожеланиями. Следовательно, вы осознаете, что “это природные элементы; они неуправляемы; они не являются личностью или живой сущностью”. Это видение-как-есть безличности (анаттанупассана-ньяна)“.
После одного из раундов медитации я очнулась и подумала, что я умерла.
Во-первых, я никак не могла найти своего дыхания. Приставляя палец к ноздрям, я чувствовала воздух, но вот живот совсем не двигался.
Во-вторых, во мне не хватало чего-то очень важного, думаю, это было эго. Я пыталась разбудить свои чувства и переживания, представляя своих родителей и лица мужчин, к которым у меня любовь. И ничего. Я была словно мертва внутри.
И мне это не понравилось.
Я так отчаянно боролась с эго последние годы, желая, чтобы оно ушло, и вот оно ушло и забрало с собой возможность любви, нежности, тепла. В общем, больше я с эго не борюсь (пока, по крайней мере).
Позже Эдвард с удовольствием подтвердил все мои переживания, посмеялся, что мне плохо, а ведь я так хотела “все увидеть и узнать” и рассказал о большом процессе очищения, который происходил со мной в прошедшую ночь, уточнив: “Тебе ведь было плохо? Тошнота? Живот? Туалет?”
— Да, мне было. — Вот и хорошо. Cleaning, cleaning, cleaning.
Фото: Miles Storey.
Последнее усилие: я почти облажалась
Последний день был о переживании блаженства.
Точнее, так должно было быть, но у меня большие проблемы с восприятием счастья – стремление к нему или блаженству кажутся мне глупыми, наивными и трусливыми.
Так я сформировала отношение к практике, и в какой-то момент во мне что-то сломалось — я начала плакать и не могла остановиться.
Два с половиной года назад я прошла первую випассану Гоенки и, несмотря на то, что она многое в моей жизни поменяла, после нее я стала немного роботом. Сама преподаваемая техника не реагировать на мысли, чувства и все, что появляется, а игнорировать их, кажется мне теперь опасной (я говорю только о себе!).
Таким образом я придумала, что я теперь просветленная личность, которая не может плакать, испытывать сильных чувств, желаний и прочее. Поэтому я их прятала, игнорировала, не реагировала, и загнала в темный угол себя, а если они появлялись, то ругала себя за них. Так за последние два с половиной года я почти ни разу не плакала, и только недавно начала разрешать себе это делать, не без помощи со стороны.
И в тот момент в Таиланде – бах! – и что-то случилось.
Я плакала без перерыва 4 часа. Я не могла объяснить, почему я это делаю. Я не могла контролировать этот процесс абсолютно. Мне было плохо. Я чувствовала, что я облажалась, так как последний день ретрита не должен таким быть. Должен быть катарсис (то есть никто никому не должен, но понятно ведь).
Тем не менее, у меня появились мысли о суициде, которых не было много лет. Я понимала, что происходит что-то странное, я не видела никакого смысла ни в чем, я не верила в счастье, в технику, в то, что медитация помогает, я хотела нарушить правила, и, не сняв обеты, пойти и съесть шоколада.
Депрессия, которая обычно растянута по времени, произошла в течение нескольких часов со всей возможной интенсивностью. Главными были сомнения, и я думала так: для меня не работает эта техника, раз должно быть блаженство, а у меня вот что, все это чушь собачья.
К счастью была и другая часть меня, и в какой-то момент у нее получилось завладеть управлением. Она сказала: хм, что-то не складывается. Если для других это работает, для Эдварда, для Аджан Тона, для Будды, почему для тебя (меня) нет?
Вскоре я была у Эдварда и рассказала о своем опыте. Я могла улыбаться и чувствовала себя хорошо.
Тогда он будет подробно расспрашивать, что со мной происходило, и объяснит примерно следующее: блаженство, о котором шла речь, должно было стать опытом как бы восхождения на вершину горы, после которого происходит неминуемое падение, во время которого каждый цепляется за что может. Я вот, кажется, зацепилась за страдания – за любимую и протоптанную дорогу восприятия. И мне кажется, что это урок покруче состояния блаженства.
Он так грубо и прямо показал, как я работаю, какие истории придумывает мой ум, и как отчаянно я в них верю.
Фото: Gary Bendig.
Жизнь после
Для меня самое сложное — это возвращение из ретритов.
Я очень благодарна Эдварду, который с самого первого дня транслировал мне идеи, что мы не идеальны, что практика для жизни, а не наоборот (пока мы миряне), но самое главное, он сказал: ты можешь надеть монашеское одеяние, но практика – в сердце.
Мне нравится принятие своего темпа медитации, своих особенностей, своего ума.
Также мне важно, что я не изменилась. Точнее так: сначала гора – это просто гора, потом гора – это не гора, а затем гора – это снова просто гора. Вот если был какой-то момент, когда Юля перестала быть Юлей, то потом она снова стала Юлей, и это мне ценно.
Мне ценно, что я себя не отрицаю, что у меня сгладились углы практики и исчез фанатизм.
И теперь мне интересно исследовать и создавать условия для практики. И это, пожалуй, сложнее всего, потому что практика является необходимым мне стержнем, вокруг которого я стою свою жизнь и себя.
Когда со мной случилось это схватывание привычного паттерна страданий, то Эдвард сказал мне с любовью и состраданием: “Поверь, изменения — это хорошо”.
И теперь я просто учусь быть уткой, которая не тонет, а постоянно отпускает: все, что видит, слышит, понимает и принимает за свое.
-Юлия Полевая
Фото: Joacim Bohlander.
Подкаст
Подлинная жизнь Юлии Полевой
Несколько ссылок, на упомянутые Юлей ресурсы:
Книга Стивена Бэчелора:
Что такое буддизм
Трейлер фильма о Чогьям Трунгпе Ринпоче:
Crazy Wisdom
Информацию о ритритном центре Wat Chomthong можно почерпнуть здесь:
Dharma Overground
и здесь:
Sirimangalo
Если вы захотите присоединиться к Облачной сангхе, то милости прошу. Стучите, и я вам открою.
Всего вам доброго, и надеюсь, до следующих встреч.
И помните: в каждое мгновение у вас есть выбор – сделайте лучший.
А теперь идите и медитируйте!
