Вот так же и в этом тексте.
Мой Нотр-Дам
Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищные рёбра,
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам.
-Осип Мандельштам
Вчера горел собор Нотр-Дам де Пари. Слава Богу, что не сгорел весь! Слава пожарным, которые сработали очень профессионально!
Сегодня все обсуждают это событие в фейсбуке.
Я тоже написал короткий пост о своих переживаниях во время просмотра видео горящего здания.
Собор этот не то чтобы был когда-либо краеугольным камнем моей жизни, но всё же имел какое-никакое отношение к ней. Читал я подростком одноимённый роман Виктора Гюго, смотрел фильм, потом, с детьми, мультик. Также бывал я в соборе и лично, сиживал на службе, любовался витражными розами, слушал орган и чувствовал, чувствовал, чувствовал. И горгульи свили в моей душе уютное гнездо.
Пробуддизм
Странно читать подобное на странице буддиста.
-Комментарий к моему посту в фейсбуке
А из всех буддизмов и всех прочих “измов” моей душе ближе всего дзэн, который как-то обходится вообще без “изма”.
Но, как и всё в этом мире, дзэн также несёт в себе историю. И на протяжении этой истории он старательно вычищает из себя символы – рубит их своим сострадательным мечом. Однако растут эти символы не где-нибудь, а на шеях Гидры Лернейской человеческого сознания, а потому на месте одного срубленного вырастает три новых.
Уж чего только эти дзэнские патриархи не выдумывали – и свитки священных сутр в огонь швыряли, и статуи Будды топором крушили, и само буддийское учение с дерьмом смешивали.
“Встретите Будду — убивайте Будду, встретите патриарха — убивайте патриарха, встретите архата — убивайте архата, встретите родителей — убивайте родителей…”
Почему их надо убивать? Да потому, что вы встречаете не реальных Будду и родителей, а лишь их имена, вы встречаете символы, слова о них, – примерно так поучали своих учеников дзэнские учителя – противники привязанности к мёртвым символам, срубая эти символы острым сострадательным мечом своего языка.
И тут же благодарные ученики разносили эту счастливую весть по всей округе, превращая её в три новых головы-символа.
И Гидра жила!
И продолжает жить по сей день.
Так можем ли мы избавиться от символов?
В числе приходящих со всех десяти сторон обучаться постижению Дао ещё не было такого, который пришёл бы ко мне независимым от вещей.
Но я здесь с самого начала бью его. Если эта зависимость исходит от рук, бью по рукам, если она исходит изо рта, бью по губам, если из глаз, бью по глазам.
Но ещё не было ни одного, который бы пришёл ко мне сам по себе освобождённый от уз.
Все карабкаются вслед за бессмысленными выдумками людей древности”, – говорил своим ученикам Линьцзи, лупя их по всем местам, что подворачивались под его суровую руку.
Но достаточно ли их бить – тех, кто карабкается вслед за бессмысленными выдумками людей древности?
Ну, если вы – Линьцзи, может быть, это именно ваш метод. И его достаточно для освобождения тех, кто не убежит от вас в первые полчаса вашего учения.
Однако Линьцзи жил в девятом веке, он и сам теперь древность, со всеми своими ударными методами. Линьцзи теперь символ и выдумка людей древности.
Или вот ещё одна выдумка людей древности: учитель Нань-чжуань велел ученикам немедленно ответить на один свой страшный дзэнский вопрос.
“А ежели не ответите, – пригрозил он им, – то прямо сейчас я разрублю пополам вот этого всеми любимого монастырского кота”.
Тормозные ученики, разумеется, замешкались и не поспели за молниеносным учителем. И ни в чём не повинный кот положил свою жизнь на алтарь причудливой дзэнской духовности.
Но разрубание кота пополам уже не наш метод.
Даже учитывая, что кот сегодня – символ посвященней Нотр-Дама, не поможет его разрубание духовному пробуждению нерадивых учеников, а только лишь привлечёт внимание организаций, защищающих права животных, и санитарно-эпидемиологической службы.
Про белого носорога
“…когда мы дорастём до такой же глубокой глобальной скорби, глядя, как горят леса на Борнео или исчезает белый носорог; когда через час после трагедии весь мир начнёт собирать деньги на восстановление Амазонии или Русского Севера, а миллиардеры дадут не задумываясь 200 миллионов евро…”
***
“…А год назад умер последний самец северного белого носорога, что означает прекращение этого вида. Но это уже история о том, что человек, который звучит гордо, делает с другими видами жизни на Земле…”
***
“…Честно говоря, меня куда больше ранила вчерашняя новость в местной группе, что какие-то очередные подростки забили камнями котят. При всей, увы, обыденности нашей повседневной жестокости к ней мне привыкнуть куда сложнее, чем смириться с фактом, что сгорела колокольня. В любом случае, все формы непостоянны, всё созданное рано или поздно разрушится”.
-Ещё несколько выдержек из постов в фейсбуке, посвящённых пожару
Понятно, что люди пишут про то, что их больше всего трогает, и часто, чтобы это подчеркнуть, они противопоставляют свои чувства тому, что волнует других, а их самих по каким-то причинам не трогает совсем.
На этой территории мы и встречаемся друг с другом. Встречаемся, как есть – со всем своим багажом: с диваном, чемоданом, саквояжем, картиной, корзиной, картонкой и маленькой собачонкой. Встречаемся и спорим, кто матери истории более ценен – партия или Ленин, картинка или белый носорог?
И очень хочется всех победить и доказать, что белый носорог ценнее. Ведь если он ценнее для меня, то должен быть ценнее и для других.
Ну, должен ведь! И именно “ннее”– ценнее. Не “и носорог, и картина – оба матери истории ценны”, а непременно что-то одно должно быть “ннее”.
И тут я задаюсь вопросами:
А для тех людей, кому более ценен белый носорог, он ценен сам по себе или как символ?
А те, кому ценен собор, воспринимают его лишь как мёртвый символ или как часть своей жизни – дышащей, чувствующей, нежной, хрупкой?
О пустоте
А я ждала вашего поста, но почему-то думала, что вы будете писать о пустоте и конечности всего.
***
Но с другой стороны это напоминание, что ничего не вечно и всё пустота.
-Ещё два комментария к моему посту в фейсбуке
Вообще о буддийской пустоте когда-то метко сказал Нагарджуна:
Будды говорят: пустота –
это освобождение от мнений.
Верующие же в пустоту неизлечимы.
Вы говорите, что пожар в храме – напоминание о том, что ничто не вечно? А вам что, надо обязательно собор спалить, чтобы напомнить об этом?
Ваша разбитая чашка вам не напоминает? Ваши морщины на лбу вам не напоминают? Ваш взрослеющий ребёнок не напоминает? Ваши стареющие родители? Умершие близкие?
Зачем вам нужен именно пожар в соборе, чтобы напомнить о непостоянстве жизни?
Вот не очень давно был другой страшный пожар – в торговом центре. Там погибло много людей. Много детей. Это вам тоже напомнило, что ничто не вечно и всё пустота?
Верующие в пустоту – неизлечимы! Ну, или трудноизлечимы. Их, наверное, нужно бить по рукам и губам, как это делал Линьцзи. У них на глазах нужно котов пополам рубить.
А почему так?
Да потому что
Старый буфет извне
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.
-Иосиф Бродский
Да потому что верующие в пустоту превращают пустоту в ещё одну вещь. Верующие в пустоту превращают пустоту в ещё один символ, как корзинку, картонку, кота, белого носорога, старый буфет, собор Парижской Богоматери. Символ, о котором можно что-то сказать, который можно описать, в который можно верить. И тогда пустота становится ещё одним фетишем.
И чем этот фетиш пустоты лучше фетиша-собора или фетиша-носорога?
Это пространство между ветвями бонсая – вы можете описать ветви, но не пространство между ними.
О встрече
Если я предстою человеку как “Ты” и говорю ему основное слово “Я – Ты”, он не вещь среди вещей и не состоит из вещей.
-Мартин Бубер
Почему Линьцзы призывал убивать Будд и близких родственников?
Ну конечно, при всём своём дзэнском экстремизме он говорил не об убийстве реальных людей. Он говорил об уничтожении фетишей, о практике вычищения их из своего сознания.
Но чем так уж плоха фетишизация вещей, живых существ, престарелых родителей, каменных домов и абстрактных понятий?
А тем! Тем, что, если вы буддист, носите буддийские одежды, живёте буддийской надеждой и Будда стал вашим фетишем, он будет заслонять вашу реальную жизнь, и тогда на своей “буддийской странице” в фейсбуке вы будете писать только глубокомысленные буддийские изречения о пустоте и непривязанности, но в весьма большой степени перестанете быть живым человеком.
Если вы древний китаец и предки для вас – фетиш, они будут заслонять вашу реальную древнекитайскую жизнь. Если любое самое глубокое учение о реальности стало для вас догмой, оно будет заслонять вашу реальную жизнь.
Однако реальная жизнь, даже и заслонённая, в любом случае никуда не девается. Она здесь. И поэтому, когда кто-то в фейсбуке отзывается на чувства другого не разделением, а противопоставлением, это ведь не для того, чтобы просто задеть другого, а от того, что у него самого что-то болит. И очень хочется, чтобы именно эту боль заметили – мою боль. Хочется, чтобы её разделили.
Тут люди о каком-то храме завыли, но меня-то это не касается, у меня не храм, у меня носорог болит! У Мигеля де Унамуно, вон, Испания болела, а мне до этого какое дело?
У Унамуно внутри погибала его Испания, а во мне погибает носорог, и как же нам встретиться, если каждый воет о своём? Как нам встретиться, если каждый закрыт своим символом, своим фетишем?
Так можем ли мы встретиться голыми, не прикрытыми этими символическими мантиями, мундирами и погонами? Возможно ли это?
Доказывать, что мой носорог ценнее вашего Вольтера, не поможет, ибо носорог может победить Вольтера только в перформансе Сальвадора Дали, а не в реальной жизни.
Толерантно игнорировать друг друга – это, конечно, не настолько травмоопасно, как топтать носорогом бюст Вольтера, но это изолирует нас друг от друга, вызывая тоску одиночества.
Так как же нам встретиться?
Может быть, через вопросы? Через интерес? Через любопытство?
Вы говорите, у вас храм горит и вам от этого больно? А как же вы это чувствуете, что у вас связано с этим?
Да, понимаю, понимаю. А у меня вот, знаете ли, последний носорог умер, и тоже от этого больно.
Вот тогда, может быть, у нас и появится шанс встретиться – не символами, а болью. Ведь символы у всех разные, а боль одна.
Тогда, может быть, не только носорог перестанет быть посторонним символом, оказавшись живым и близким, но и каменный, как бы неживой храм вдруг сможет ожить? Ведь если он живёт в чьей-то душе, то, может быть, и он живой?
Почему пожар в здании, где никто не погиб, вызывает боль в человеческих душах, находящихся за тысячи километров от здания?
Всё в огне
Друзья, всё в огне. Что – всё?
Взгляд пылает, все формы пылают…
соприкосновение взгляда с вещами пылает…
…Слух пылает.
Звуки пылают…
Обоняние пылает. Запахи пылают…
Язык пылает. Вкусы пылают…
Тело пылает. Ощущения пылают…
Интеллект пылает. Идеи пылают. Осознание пылает, внимание пылает.
Приятное и болезненное пылает, и никакое – тоже пылает.
Что это за огонь, друзья?
Это огонь страсти и вожделения, огонь отвращения и ненависти, огонь невежества и непонимания.
Это огонь рождения, старения и смерти. Огонь печали, горя, боли и отчаяния…
…Друзья, когда мудрый видит этот огонь, что он делает?
Он обращает внимание на пространство, вмещающее в себя огонь.
-Мой, очень своевольный, перевод-пересказ из Адитта-парияя сутты (Огненной проповеди Будды)
“Он обращает внимание на пространство, вмещающее в себя огонь”, – пространство между ветвями бонсая, пространство, вмещающее в себя все вещи, все слова, все символы, но превышающее их.
Однако как же нам обратить внимание на это пространство?
Отрицая слова, вещи и символы? Отрицая свои чувства? Игнорируя чувства других?
Нет, мне кажется, это не поможет нам отпустить боль. От этого мы только больше замораживаемся и перестаём течь вместе с жизнью живой. Игнорирование, сепарация и холод не помогает нам учиться справиться с огнём.
Я попал в эту команду год спустя после того, как они начали это делать. И они рассказали мне предысторию.
Задумав процесс, они тут же поняли, что никто из них не то что людей водить по углям не умеет, но и сам-то на угли никогда не ступал.
Тогда они решили пригласить специалистов.
Но у специалистов техника оказалась построенной на оппозиции: чтобы пройти по раскалённым углям, нужно было войти в очень холодное состояние, фактически нужно было себя заморозить.
Друзья мои попробовали и обожглись.
Тогда, будучи молодыми и самонадеянными, они решили придумать свою технику, основанную на соединении с огнём.
Придумали и успешно прошли по углям.
И тут же начали водить других. Ну, годы-то были “лихие” – девяностые, тогда можно было.
Ну вот, а когда, спустя год их углегуляний, в их компанию заявился я, то сразу же влился в работу по созданию углей.
Сожгли мы дрова, раскатали граблями угольную дорожку, первый человек из нашей команды прошёл…
– Всё, – говорит, – в порядке, ходить можно. Теперь ты иди, – тычет он в меня граблями.
– Как я? – говорю, – я ж не готовился никак, глубоко не дышал, ничего там себе не представлял…
– А чего тебе готовиться? Ты же тут был, всё с нами делал. Какие тебе ещё специальные приготовления нужны?
Ну, я и пошёл. И прошёл. И не обжёгся.
Потом мы много таких процессов делали. Участники тренинга действительно глубоко дышали и вызывали в себе огонь, а те из нас, кто готовил угли, – просто готовили угли, без всяких специальных психологических техник.
Но и тех и других объединяло одно – они соединялись с огнём, а не противостояли ему.
Поэтому для меня практиковать дзэн не значит прятаться от чувств, это значит соединяться с ними, переживать их и проходить сквозь них.
Практиковать дзэн – это значит сжигать “историю” в огне “сейчас”.
Это значит сжигать свою историю в пламени жизни.
А топливом для пламени является сам материал жизни, включая все символы, все мнения и все чувства.
Постскриптум
Есть у меня приют,
Нет у меня приюта, –
Я не тревожусь ничуть.
Вот он, глядите, мой вечер:
Весенняя паутинка!
-Сётэцу
Закончив писать, я вышел на террасу в солнечное апрельское утро.
Вот она, европейская история, прямо тут, вокруг меня – эти красные черепичные крыши, которые перекладывают каждые лет двадцать-тридцать (одну из них, в пятидесяти метрах от меня, перекладывают прямо сейчас).
Вот он, собор Святого Юрия (Георгия), возвышающийся на горе. В таком виде собор стоит там с 16 века, но церковь на этом месте строилась и перестраивалась много раз начиная с 6-го, а до этого на холме сменяли друг друга языческие храмы.
Вот рядом с собором колокольня – копия венецианской, той, что стоит на площади Святого Марка. На колокольне звонит колокол, отлитый в 1477 году.
Вот городская стена, которой пятьсот лет…
А вокруг города расстилается бесконечное море, а над городом – вечное небо.
Этот город дорог мне, он живёт теперь не только вокруг меня, но и внутри, и я скучаю по нему, если уезжаю надолго.
Подойдя к лестнице, чтобы вернуться в квартиру, я увидел маленькую свежую паутину, сплетённую между столбиками ограды террасы. Вчера её ещё не было здесь.
– Долго ли ты тут продержишься? – спросил я крохотного паучка, сидящего в центре этого архитектурного сооружения.
– Да какая тебе разница? – ответил мне паук. – Ты лучше послушай музыку весеннего солнца, рождающуюся в струнах инструмента, который я тут плёл всё сегодняшнее утро.
И я услышал… или мне это только показалось?
https://www.youtube.com/watch?v=CRFMAFLK74o
Всего вам доброго, и надеюсь, до следующих встреч.
И помните: в каждое мгновение у вас есть выбор – сделайте лучший.
А теперь идите и медитируйте!
