Письмо пятое. Таинственный лес

Письма к самому себе. О Пути, Дыхании и Времени

Часть первая. Бытие

Скачать все аудиописьма

Телеграм-канал Письма к самому себе

Плелист в YouTube

Плелист в SoundCloud

Слушать аудиокнигу в YouTube

Слушать аудиокнигу в SoundCloud:

Слушать в PodBean:

Письмо пятое. Таинственный лес

Привет!
К какому тебе/себе я сейчас обращаюсь? Не знаю, может быть, к десятилетнему, может быть, к двадцати-, может быть, к тридцати-… Ведь с того самого “случая на краю ванны”, когда ты вдруг осознал всю несовместимость ограниченности себя с безграничностью мира, ты регулярно оказывался там же — в этом таинственном месте на краю бытия.

Помнишь, как начинается “Божественная…”, во всех отношениях, “…комедия” Данте Алигьери?

И я думаю, что ты можешь присоединиться к этим словам практически на любом этапе своей жизни — не только в её половине, но и в четвертине или в восьмушке, тем более что никогда ведь неизвестно, где именно у неё окажется четвертина и половина.
Более того, я могу задать тебе нелицеприятный вопрос: “А разве ты только после половины или четвертины жизни очутился в этом лесу? А до этого ты где прохлаждался? Пасся в небесных лугах? Резвился в лазурных полях? В берёзовых рощах сок пил?”

Нет, ты родился в сумрачном лесу! В лесу, о котором не имеешь ни малейшего понятия и в котором не существует никаких проторённых дорог. Когда две клетки — папина и мамина — встретились и соединились, в этот момент произошёл твой персональный большой взрыв, и ты очутился в лесу. Тебя сбросили в лес с парашютом, как диверсанта, однако при падении ты, похоже, ударился головой об землю, потерял память, и теперь у тебя кружится голова и слегка подташнивает от этой жизни, от этого мира, от этого леса. Но самое главное, что ты ни черта не помнишь и не понимаешь, кто ты такой, как здесь оказался и почему за тобой волочится парашют.

Ты, как Кандид — герой “Улитки на склоне” братьев Стругацких, всё время пытаешься что-то вспомнить или понять, но тебе никак это не удаётся, потому что для понимания нужна ясная голова, а именно её-то у тебя и нет. Точнее, сама голова, конечно, есть, но ясности в ней никакой.

И вот ты очутился на поляне, пришёл в себя от обморока, потряс онемевшей головой, отстегнул парашют… и к тебе на поляну выходят… Кто?

Аборигены, вот кто!

Встречают тебя хлебом-солью, перцем, хреном, редькой и говорят: “Добро пожаловать, дорогой наш Человек! Сейчас мы объясним тебе, что это за мир и как в нём надо жить”.

Но кто же эти таинственные аборигены?

Сами они утверждают, что приходятся тебе родителями и что это именно они тебя сюда сбросили — в этот мир, в этот лес. Но стоит ли верить им на слово? Действительно ли они аборигены и действительно ли именно они сбросили тебя из брюха своего самолёта?

Через несколько лет, чуть придя в себя и пообжившись в лесу, тебя посетит страшная догадка: да, брюхо у родителей, конечно, не отнять, брюхо имеется, и именно из него ты и выпал. Однако в том, что сами они — аборигены и являются причиной твоего существования, ты начнёшь всё больше и больше сомневаться, ибо узнаёшь, что и они спустились сюда так же, с парашютом, только чуть раньше, и они так же ударились головой, и так же ничегошеньки не помнят и ничегошеньки не знают про мир, где они очутились. И уж точно они не являются причиной твоего появления, они всего лишь звенья одной цепи жизни.

И эти люди учат тебя жить! Эти люди запрещают тебе ковырять в носу!

Я не могу сейчас сказать, что это был за роковой момент, в который ты понял, что сбросили тебя сюда вовсе не родители, а сбросило тебя нечто, о чём ты понятия не имеешь, о чём ты напрочь забыл, ударившись головой об эту планету. Это нечто, сбросившее тебя, то же самое, что сбрасывает миллиарды других диверсантов. В зависимости от духовной ориентации диверсанты называют это либо Богом, либо природой. Она, видите ли, при родах, эта природа — рожает нас и рожает, одного за другим, нескончаемым десантом сбрасывая нас сюда с одной лишь ей понятными диверсионными задачами.

Но что такое эта природа? Вот этот весь окружающий нас мир — что это такое? Кто-нибудь может ответить?

Если ты честен с собой, ты будешь вынужден признать, что ответа у тебя нет и никакого, вообще никакого способа получить его у тебя тоже нет. Однако всю твою жизнь тебе очень хотелось его получить, ибо незнание вызывало большое беспокойство, головокружение, тошноту, да что там скрывать — дичайший ужас. Ужас перед нескончаемым лесом и твоим одиночеством в нём.

Когда ты прочитал “Улитку” первый раз, лет в четырнадцать? Тогда ты ничего не понял в ней, но некоторые мысли братьев всё же глубоко отозвались, засвербили в твоих кишках и заныли в костях.

Да, глядя на окружающих тебя людей, ты уже тогда замечал эту их странность: “Они делали вид, что не замечают Леса, что в Лесу они как дома, что Лес уже принадлежит им”. Но также, неизбежно сравнивая себя с ними, ты задавался вопросом: “Но почему же я-то не такой, как они? Почему я никак не могу примириться с этой издевательской таинственностью Леса? Почему они все живут себе и живут, как ни в чём не бывало, а я испытываю всеохватывающий ужас от тайны Леса?”

И стремясь избавиться от ужаса, задавая вопросы, о том, что же это за Лес такой, ты постоянно хватался за готовые ответы. И в таких ответах никогда не было недостатка, ибо после аборигенов к тебе много раз стучались вежливые люди и вежливо спрашивали: “Здравствуйте. А вы читали Библию? Нет? А Бхагавадгиту? А “Капитал” Маркса? А “Теорию всего” Хоккинга? Знаете ли вы, что это за лес, где мы все очутились? А вот мы вам сейчас и расскажем. В наших книгах всё про это сказано. Вы же не можете не верить написанному в книгах!”

А за книжниками в очередь к тебе вставали и другие, и некоторые из них, распахивая дверь пинком, заявляли с порога: “А я вспомнил! Да, раньше я был таким же, как ты, я был как все, жил с этой чёртовой амнезией, с отбитой напрочь башкой и раной в сердце. Но теперь-то я вспомнил, теперь я пробудился, и теперь я точно, абсолютно точно знаю, где мы все очутились, как всё устроено и как нам тут обустроить свою жизнь — да-да, не только мне, но и тебе, и вообще всем нам! Что? Ты слышал другие точки зрения, другие ответы? Ну, знаешь ли, те, кто говорят по-другому, они все хотят тебя заболтать, занудить тебе голову и завести в самую глубь леса, в чащу, в бурелом, и там бросить. Одни это делают по скудоумию, а другие по злому умыслу, остерегайся их и слушай исключительно меня”.

Заходит к тебе в квартиру один такой вспомнивший и говорит:
— Мир вечен!
А из-за его спины уже другой вспомнивший выглядывает:
— Нет, мир не вечен!
За ними в очереди третий восклицает:
— Мир конечен!
Потом четвёртый:
— Мир бесконечен!
— Тело и душа — это одно!
— Тело и душа — это два!
— Душа бессмертна!
— Никакой души не существует…
Так и гомонят наперебой все вспомнившие.

Что же тебе делать с ними, вспомнившими?

В разные свои годы ты был разным человеком, и иногда тебе очень хотелось поверить хоть кому-нибудь. Поверить, чтобы опереться на эту веру. Поверить, чтобы не было так страшно. Но большую часть жизни ты всё-таки оставался человеком подозрительным и скептичным, а потому спрашивал их, вспомнивших и уверовавших: “А какие ваши доказательства? Вечный мир предъявить можете? Душу бессмертную показать? Да хотя бы пламенное сердце? Что вы мне книгой в глаза тычете? Может, её писатель-фантаст вообще написал, этот, как его, Дуглас Адамс, или даже два писателя — братья какие-нибудь?”

Но спрос рождает предложение, боль стремится к своему утолению, экзистенциальная боль, боль непонимания мира, зовёт в путь.
В какой момент ты понял, что Путь важнее Цели?

Да чёрт его знает, кажется, ты много раз понимал, забывал, а потом снова вспоминал и понимал. И постепенно ты учился не спешить с принятием приготовленных для тебя кем-то ответов. И это, пожалуй, самое важное сакральное знание в твоей жизни. И самый полезный навык, который ты освоил за свою жизнь.

Помнишь фильм “Интакто”? Не то чтобы шедевр, но одна сцена запала мне в память.

Группа людей участвует в странном соревновании — кто окажется удачливей. Участвуют они в нём абсолютно добровольно, но как же оно происходит?

Люди эти собираются в лесу. Им завязывают глаза и руки, толкают в спину и… они бегут — так быстро, как только могут. Впереди них бежит человек с открытыми глазами и кричит им: “Вперёд! За мной, за мной…” Сзади бежит другой, тоже с открытыми глазами, и подгоняет их: “Быстрее, быстрее…”

И они бегут всё быстрее и быстрее.

А в лесу… Что имеется в лесу? Ну что-что? Деревья, вот что! В лесу растут деревья — большие, толстые, с торчащими ветвями и сучками.

И что же происходит с бегущими людьми?

Время от времени кто-то из них встречается со своим деревом. Встречается с разбега, с разгона, с лёту. Здравствуй, дерево!

И выглядит это очень неприятно, ибо встреча эта сопровождается стуком разбивающихся лбов, хрустом сломанных носов, криками боли от вонзающихся в тело сучков — неприятно на это смотреть и неприятно слушать. Неприятно, но поучительно.

Поучительно, потому что увидел я в этой сцене метафору нашей человеческой жизни. Вот родился ты, шлёпнули тебя по заднице, толкнули в спину и крикнули: “Беги!”

И ты побежал, только ветер в ушах засвистел. Побежал в компании с миллиардами таких же, как ты, внезапно очутившихся в этом лесу бедолаг. Побежал без разбору, без какого-либо видения и понимания, куда и зачем бежать. “Все побежали, и я побежал”.

Но кто же это делает, кто завязывает нам глаза, кто кричит и подгоняет?

Да сам Лес и делает. Или Дух Леса — нечто, имеющее сотни рук и голосов. Голосом эволюции, пульсацией аорт и каждой моей клетки, Лес ревёт: “Жизнь должна продолжаться, жизнь должна продолжаться! Видишь эту самку? Немедленно передай ей свои гены! И меня не волнует, каким способом: будешь ты её обхаживать, уговаривать, завлекать, дарить цветы, водить в ресторан, или передашь свой генетический материал силой, или сдохнешь немедленно сам после передачи, — жизнь должна продолжаться! Чтобы твой энтузиазм не затух, я инсталлировал в тебя очень удобную программу под названием “Похоть”, так что крой собою всё, что шевелится, — если ошибёшься пару раз и покроешь, скажем, радиоуправляемую модель лунохода, ничего страшного, в следующий раз покроешь кого надо”.

Особам женского пола Лес инсталлирует другую модификацию этой программы, под названием “Найди лучшего”, но задача её та же: “Жизнь должна продолжаться, и точка”.

Другими голосами — голосами экономики, политики и культуры — Лес кричит мне: “Ты должен запасаться дровами, грибами, ягодами и прочими богатствами леса! Ты должен много всего иметь, чтобы сохранить потомство, чтобы выкормить его. Ты должен выжить во что бы то ни стало, чтобы, опять же, продлить себя, продолжить в веках через своих потомков. Больше-то ты ни на что не годишься, но уж для этого я, мать твоя, природа, сделаю всё, чтобы выжать из тебя всё возможное!”

И эхо разносит этот голос тысячью оттенков: школа, школа, школа, институт, институт, институт, карьера, карьера, карьера, деньги, деньги, деньги, положение в обществе, мерседес, БМВ, феррари, изумруды-яхонты, бриллианты-яхты, седьмой айфон, восьмой миелофон, насыщенные будни, богатая культурная жизнь… Какое сильное у нас тут эхо, в лесу! Как, тебе уже тридцать пять, а детей всё ещё нет? Как, тебе сорок, а собственного дома всё ещё нет? Как, ты не видел последний фильм Паоло Соррентино? И что, не читал Дэвида Фостера Уоллеса? Не плавал с акулой Дэмьена Хёрста? И ты должен, должен, должен! Должен быть за левых или за правых, ну хотя бы посерединке, но должен. Как гражданин, как почётный гражданин. Ты должен заботиться о природе — одной рукой, а второй рукой, не ведающей, что творит первая, ты должен участвовать в росте экономики и покупать, покупать, покупать…

И понимаешь, я ведь совсем не против всего этого. Я не против политики, денег, карьеры, дома, и конечно, я совсем не против детей. Боже упаси, пусть будут дети — что мне, жалко, что ли? И мне очень нравятся фильмы Соррентино и не нравятся работы Хёрста. И у меня имеются определённые политические взгляды, и я хочу определённых политических перемен, и стараюсь беречь природу и не покупать лишнего…

Я не против жизни во всём её многообразии, я не против Леса, в котором очутился, скорее наоборот — он мне очень интересен, этот таинственный Лес. Я лишь против бега с закрытыми глазами, бега по инерции, непонятно куда и зачем. И я против забывания самых важных вопросов: “Что это за Лес? Кто я, здесь, в этом Лесу? И как мне тут жить, чтобы не превращаться в автомат, в “мертвяка” из “Улитки на склоне”?”

За что ты любил братьев Стругацких в детстве и юности? В первую очередь, за то, что в своих книгах они не давали никаких ответов, но задавали вопросы. Они задавали их и уходили. Они оставляли тебя с вопросами, так чтобы ты не засыпал и продолжал искать, так чтобы ты снимал повязку, то и дело надеваемую на тебя природой, обществом, твоим собственным страхом, твоей тупостью, твоей жадностью, твоей похотью, твоей беспечностью твоими привычками, твоими привычками, твоими привычками…
Ты читал “Улитку на склоне” и, может быть, не понимая всего, ты всё же улавливал главное послание:

Это были мысли Перца — главного героя романа, и это были также твои мысли.

Тебе всегда было мало того, чтобы просто запасаться дровами в лесу, или писать о нём диссертацию, или превращать его в парк. Тебе нужно было понять Лес. Однако всю свою жизнь ты наталкивался на невозможность понимания. Как и главным героям “Улитки” Кандиду и Перцу, тебе никогда не хотелось подменять понимание суррогатами, но и понять ты тоже был не в силах.

И ты учился, всю свою жизнь ты учился именно этому: не бояться непонятного.

— Научился?

— Нет. Но, кажется, я научился двум вещам: не бояться своего страха перед непонятным и тому, что процесс обучения никогда не прекращается. Я научился учиться не бояться быть потерянным в Лесу.

Но процесс обучения непосредственно связан с остановкой в беге. Невозможно бежать как оглашенный по лесу с завязанными глазами, слушая только подгоняющие тебя крики, и одновременно учиться. Невозможно изучать лес на бегу, да ещё и с завязанными глазами, особенно если эти подгоняющие голоса звучат не только снаружи, но и внутри моей головы, или внутри моего желудка, или внутри моего полового органа — такого одинокого и бесприютного.

Да, сложность состоит в том, что эти кричащие голоса звучат в основном не снаружи меня, а внутри меня. Они все во мне — мои родители, со своими причудами, со своими травмами, со своими страхами и болью, всё общество, с его культурным наследием, и грешный мой язык, с его уникальным способом описания реальности. И, конечно, природа-мать — биология, с её миллионами лет развития, — вся жизнь во мне, которая то что-то трещит скороговоркой, то интимно нашёптывает, то криком кричит… и дёргает, дёргает, дёргает за мои ниточки. Я не отделён от всего этого, я всё это и есть, я — все эти голоса. И незнакомый мне и такой страшный и манящий Лес — это и есть я!

И мне нужно как-то договориться с самим собой. Мне нужно сделать так, чтобы голоса договорились. Мне нужно установить хоть какой-то порядок в этом хаосе и тишину в гомоне голосов.

Но как? Что я могу сделать?

Остановиться! Для начала нужно остановиться. Вот прямо сейчас. Сделать вдох и выдох — в этом и есть ключ: чтобы голоса договорились, нужно, чтобы они услышали друг друга. Нужно остановиться и нужно организовать для них, голосов, пространство.
Вообще-то, как у крайне обусловленных своими обстоятельствами существ, у нас не так-то много возможностей. У нас не так-то много свободы. Но у нас, если мы психически более-менее здоровы, точно есть свобода выбора, куда направить внимание, на что направить внимание. И у нас есть свобода перестать быть автоматом, хотя бы на полпроцента и хотя бы на минутку. И перестать бежать. И остановиться. Прямо сейчас — остановиться и осмотреться по сторонам.

Нужно сказать себе стоп! Нужно сказать всем голосам: “Хватит орать на меня!” Нужно снять повязку и сесть на пенёк. И просто сидеть полчаса. Сидеть, смотреть и слушать. А вы, голоса, можете орать сколько вам угодно. Я с места не сдвинусь. Потому что, во-первых, мне нужна передышка, мне нужен отдых от бега и от вас, а во-вторых, мне нужно побыть с собой, собраться с мыслями. Мне нужно вас всех собрать. Мне нужно себя собрать. Мне нужно собраться, и пусть весь мир подождёт.

И ты знаешь, что выясняется чаще всего? Что, пока я сижу, Лес-то точно никуда не убегает. Лес тоже ждёт. Лес сам по себе тоже никуда не торопится. И выясняется, что я никуда не опаздываю в этом лесу под названием моя жизнь! А все эти голоса, подгоняющие и подбадривающие меня, — это лишь эхо, тысячи раз отражённое от деревьев.

И вот, остановившись, я могу оглядеться по сторонам и признать факт, что да, я действительно очутился в сумрачном лесу, и уже давно. Да, я потерялся тут, заблудился. Но, может быть, нестись по нему как угорелый в повязке на глазах и нет особого смысла? Может быть, я могу не спеша оглядеться по сторонам и даже влезть на дерево, чтобы посмотреть сверху? Спросить себя: “Так… ну ты как вообще? Как ты сейчас? Как ты себя чувствуешь? Оглядись, где ты сейчас. Где ты находишься?”

Как будто СМС себе послать:
— Ты где?
И ответить себе же:
— Я в трудном экзистенциальном положении, я очутился в сумрачном лесу!
— ОК, молодец, что остановился и снял повязку, это уже полдела. Что ты видишь перед собой?
— Траву, деревья, мох… во мху я, во мху я! А вот и грибы, вот ягоды, вот медвежье дерьмо…

Да, ты знаешь, к какому бы “тебе” я сейчас ни обращался — десяти-, двадцати-, тридцати- или сорокалетнему, я могу сказать тебе одно: я по-прежнему не знаю, что это за Лес, но теперь я хотя бы вижу Лес. И я по-прежнему учусь не бояться непонятного. И я могу слушать голоса Леса и учиться отличать один голос от другого и учиться прислушиваться к каким-то из них, а какие-то учитывать, но игнорировать.

Да, Лес бесконечен. Да, он таинственен и эту тайну мне не разгадать никогда, ибо я конечное существо, а Лес бесконечен.
Но я могу её прожить. “Жизнь — это не загадка, которую нужно разгадать, но тайна, которую можно прожить”.
Этот Лес можно проживать как тайну, мгновение за мгновением, но для этого нужно не нестись по нему сломя голову в повязке на глазах, реагируя лишь на подгоняющие голоса. Нужно идти по нему не спеша, с открытыми глазами, внимательно всматриваясь в него, вчувствываясь, вслушиваясь, вдыхая его аромат.

Теперь я могу вдыхать аромат леса, аромат жизни, с её болью, с её смятением, смущением, потерянностью, но и с её пронзительной красотой и с её глубочайшей, непостижимой тайной.

Наша жизнь — росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь, и всё же…

Это стихотворение написал японский поэт Исса, когда у него умер сын.

Понимаешь, это стихотворение на смерть сына!

Скачать все аудиописьма

Телеграм-канал Письма к самому себе

Плелист в YouTube

Плелист в SoundCloud

Всего вам доброго и, надеюсь, до следующих встреч.
И помните: в каждое мгновение у вас есть выбор – сделайте лучший.
А теперь идите и медитируйте!