Письмо десятое. Завтра была война

Письма к самому себе. О Пути, Дыхании и Времени

Часть первая. Бытие

Скачать все аудиописьма

Телеграм-канал Письма к самому себе

Плелист в YouTube

Плелист в SoundCloud

Слушать аудиокнигу в YouTube:

Слушать аудиокнигу в SoundCloud:

Слушать в PodBean:

Письмо десятое. Завтра была война

Привет!

Сначала маленькое предисловие.

Я писал это письмо тебе как обычно долго, около месяца, и закончил к двадцать третьему февраля 2022 года. Помню ещё, как слегка раздражался на поздравлявших меня с праздником женщин. Хотя я понимал, что поздравляют они меня с неким абстрактным «Мужским днём», что, в общем-то, тоже довольно странно, но в моей памяти этот день ассоциируется преимущественно с Днём Советской армии, к которой у меня отношение резко негативное. Мы ведь с тобой служили в ней, так что знаем. Однако, как показало неумолимо бегущее вперёд время, красный день календаря 23 февраля оказался предвозвестником, пожалуй, самого чёрного дня в новейшей истории постсоветского пространства. Во всяком случае, в моей личной истории 24 февраля – это наичернейший день. Это день самой крупной трагедии в моей жизни. Однако это письмо, как я уже сказал, было закончено накануне, и оно пока ещё не о войне, а лишь о её предчувствии. Я не успел тебе его отправить до войны, прости. Вот оно.

Я только что развернулся. Развернулся от стены к компьютеру. Такой у меня ритуал уже несколько лет – сперва смотреть в белую стену, а потом в такой же белый ворд-документ. Ты спросишь меня, зачем я это делаю? Чтобы развернуться к себе, чтобы осветить своё сердце, чтобы всматриваться в него, изучать себя.

Пока я всматриваюсь в не тронутую мыслью белизну, в большом мире, в унисон с которым бьётся моё сердце, туда и сюда ездит какая-то бронетехника, какие-то войска маршируют, беспилотники бороздят бескрайние просторы. Там признанные признают непризнанных, а другие признанные не признают эти признания. Там непрерывно готовят какие-то военно-технические ответы. Лучше бы, конечно, просто технические, но этого они не очень умеют, им военные как-то привычнее, как-то надёжней.

А где это всё – там или здесь? Ну, здесь у меня вот что: белая стена, белый документ, чёрные буквы, крик чайки в небе, шаги прохожих по мостовой, девушка спит в соседней комнате, старушка-соседка снизу мелет кофе… Но только ли это здесь? Ведь и “там” тоже здесь. Моя память и моё воображение, мои ценности и устремление здесь, вся моя история здесь, весь нарратив моей души здесь. Мои друзья, до которых я могу дотянуться одним кликом мышки, в каком бы далёком “там” они ни находились, тоже здесь. Так что всё, что есть, оно здесь – и “здесь” и “там”, и вся планета с её неровным пульсом – здесь, в моём сердце. Прямо сейчас.

Я развернулся к этому “всему, что здесь”, и мне очень захотелось разложить всё это по полочкам, захотелось навести порядок в своём мире, в своём сердце. Но как его навести, если неопределённость, растерянность и сомнения тоже здесь, тоже в сердце? Как его навести, если у меня нет никаких инструкций по наведению порядка в мире?

Да, мне хочется простых, коротких и ясных мануалов, типа инструкции по сборке стеллажа из ИКЕИ. Как же мне надо поступать, ну вот, к примеру, в случае войны? Или даже в случае войны информационной? Или гибридной. Или амфидиплоидной, зеброидной, грифонной, уроборосной… У нас ведь много их теперь – разновидностей войн.

Но кто же мне может дать такие инструкции к применению себя в военных условиях? Ну конечно, авторитетные для меня буддийские лидеры. Я ж буддист!

Что там делал Будда, когда в его мире в очередной раз разгоралась война? Он пытался разговаривать со всеми этими жадными до власти царьками и жестокими военачальниками. Благо, будучи ровней им по происхождению, он со всеми ними был на короткой ноге: шагнул в одну сторону – и вот он уже в покоях царя Пасенади, шагнул в другую – и оказался у царя Бимбисары, все ж соседи, все какая-никакая, а родня. А там уж слово за слово, – он им всё-таки был не только ровня, родня и истинный ариец, но и святой человек, духовный лидер, мудрец, в конце концов, так что уважали они его и слушали.

Слушали, но далеко не всегда слушались, ибо жадность, ненависть, зависть, ревность, какая-то муть в голове, а также ответственность за свой народ, доблесть, честь, достоинство, духовные скрепы… А потому регулярно возвращались царьки и генералы к своей резне то за девушку, то за гору, то за слона, то за поруганную честь и ущемлённое достоинство, то за веру, надежду и духовные скрепы. Но чаще всего люди воюют за справедливость, конечно. Хотя, может, это им только казалось, что за справедливость? Давно ведь это было, как теперь проверить.

Как показывает история, за прошедшие тысячелетия ситуация не очень изменилась – наши продвинутые современники продолжают по старинке рвать друг другу глотки за скрепы, за слонов, за справедливость, но чаще всего от обиды и из желания отомстить (впрочем, именно это они и называют справедливостью). Вечный ресентимент – никуда от него не деться царькам и генералам, душит он их и медленно сжигает душу.

Судя по ранним сутрам, даже Будде регулярно приходилось от этого горевать и плакать, как и всякому чувствующему человеку в эпоху перемен, затянувшуюся на добрую вечность. Последние годы жизни Будды Шакьямуни вообще были трагичными – большинство его старых друзей и могущественных покровителей к тому времени умерло, а новое поколение выросло гордое и самоуверенное, без всякого уважения к мудрости старцев. Молодой царь Видудабха, едва заняв трон, кинулся мстить родственникам Будды за нанесённое ему в юности оскорбление. Ох уж этот вечный ресентимент обиженных жизнью властителей жизни! Будда попытался было образумить воинственного царька, но куда там… вырезал тот весь род Шакьев, к которому принадлежал Будда, “не жалея и грудных младенцев”, как сказано в одной из сутр. Будде же ничего не оставалось, как снова пойти бесприютно бродить по окрестным деревням, благо его там привечали. Но через несколько месяцев он и сам умер. Старый он уже был, больной и слабый. Всё его учение было построено на признании трёх фактов существования: изменчивости, страдания и отсутствия чего-либо отдельного и независимого от всего остального. “Смотри на это, не отворачивайся, имей это в виду, имей с этим дело”, – говорило учение Будды, и он, конечно, сам следовал этому завету до конца жизни – зря, что ли, пробуждался? Так приходил и так уходил в преходящем мире, оттого и назывался Татхагатой.

Так что же, всё это было напрасно – весь его духовный путь? Ну, если начался он с вопроса: “Вот существуют старость, болезнь и смерть, – что мне с этим делать?” – то, казалось бы, ответом должно быть преодоление старости, болезни и смерти, чтобы не стареть, не болеть и не умирать. Не воевать ещё, никого не убивать. Ведь если никто не будет умирать, то и убивать бессмысленно. Он же стал Буддой, этот принц Гаутама, задавшийся экзистенциальными вопросами, он же сказал, что освободился от старости, болезни и смерти… Или что-то другое он сказал? Может, мы не расслышали? Может, неправильно записали инструкцию по пробуждению?

Но как же он освободился от старости, болезни и смерти, если состарился, заболел и умер?

Я разворачиваюсь от стены к своему сердцу и вспоминаю последние слова Будды: “Будьте сами себе светильником”, – это и есть его инструкция. Это значит, что нужно смотреть именно сюда, в своё сердце; это значит, что освободиться от старости, болезни и смерти – не значит перестать стареть, болеть и умирать, а значит это научиться жить со старостью, болезнью и смертностью – своими и всех остальных. А война… что значит для тебя война? Это ведь страх, не правда ли? Но страх этот смотрит в прошлое и пытается увидеть будущее, а тебе-то как быть при этом? А тебе нужно смотреть в своё сердце в настоящем. Именно сейчас в сердце живёт страх, в нём живёт тревога за твой мир, за твоих близких, за твоих друзей, за весь этот мир, который только кажется большим. Тебе нужно встретиться не с памятью о прошлой войне и не с воображением о будущей войне, тебе нужно встретиться со своим страхом прямо сейчас.

И я разворачиваюсь и смотрю в своё сердце. И нахожу там страх и начинаю с ним разговаривать. Это и есть инструкция Будды. Я разворачиваюсь и становлюсь сам себе светильником. Я разворачиваюсь и обнаруживаю сам светильник. Я обнаруживаю, что принц Гаутама состарился, заболел и умер, но Будда не может умереть, потому что Будда – это не принц, Будда – это светильник. Будда – это свет сознания. Свет не может умереть. Свет существует только сейчас. Сейчас нет никакой смерти. Я разворачиваюсь, и свет сознания осознаёт себя как свет. Свет сознания не принадлежит принцу или мне. Это мы с ним принадлежим свету. Прямо сейчас. И свет освещает страх со всем прошлым и будущим, страх, живущий в настоящем. И страх исчезает. Может, на время… Конечно, на время, ибо изменчивость, страдание и связанность всего со всем – это три признака существования. Но, пока я освещаю страх светом сознания, страх исчезает.

Я разворачиваюсь и понимаю, что это и есть инструкция Будды. Она говорит мне: “Не бойся, просто смотри на свой страх. Не отчаивайся, просто иди и пробуй. Пробуй договориться с молодым царём Видудабхой, даже если шансов убедить его мало. Даже если их нет совсем. Не отчаивайся и пробуй. Не отчаивайся. Не отчаивайся, когда узнаёшь, что все твои близкие погибли, не отчаивайся, но смотри в своё горе, встречайся с ним, переживай его. Горюй, плачь и иди сквозь своё горе, освещая его светильником сознания”. Я разворачиваюсь и слышу это послание Будды – послание тем, кто отказался от войны. Оно говорит мне: “Иди и смотри. Иди и свети. И постарайся привнести мир – сначала в своё сердце, а потом в сердца других, и если с другими не получится, то хотя бы одно сердце сможет найти мир. Но помни, что путь к миру пролегает через страх, тревогу и сомнение – там же, в твоём сердце. Другого пути просто не существует”. Так я услышал послание Будды.

Я разворачиваюсь и спрашиваю себя: какие ещё у нас имеются мануалы? Недавно в разговоре после медитативной сессии один участник сказал, что покойный Тит Нат Хан был великим человеком и остановил войну во Вьетнаме. Это, конечно, преувеличение. Тай, как его звали близкие, безусловно, был великим человеком, великой душой, великим светильником сознания и доброты, всеми своими силами он противостоял войне, но, к сожалению, не остановил её. Ибо был так приходящим человеком. Только человеком. Тай был человеком, держащим светильник сознания, как ты, я и любой другой.

Эта бесконечная война, в которой в разное время участвовали вьетнамские коммунисты и националисты, французские колонизаторы и английские империалисты, американские демократы, японские оккупанты, китайские и советские коммунары, а в довесок бельгийцы, австралийцы, корейцы, тайцы, филиппинцы… эта война длилась тридцать пять лет, и она не закончилась в период миротворческой активности Тит Нат Хана. Тридцать пять лет эту землю рвали на части – преимущественно за ценности и идеологические скрепы. Ну что, риса, что ли, французам не хватало или джунглей китайцам? Какая ещё борьба за ресурсы? Только за скрепы, только за идеи! А под идеями, конечно, лежат смыслы, чувства, ценности. Одним не хватает власти, а другим свободы и справедливости… ну и власти тоже. А уж если война началась, то довольно быстро в силу вступает сильнейшая из человеческих мотиваций к войне – месть. Глаз за глаз, ухо за ухо, рука за руку, голова за голову, брат за брата. Кровная месть и циклически возникающий то с одной стороны, то с другой ресентимент могут продолжаться не тридцать пять лет, а порядочную вечность.

Тит Нат Хан этому пытался противостоять, по-своему, по-буддийски, помня инструкции Будды. Непрерывно он перемещался между частями расколотого идеологией Вьетнама, между Францией и Америкой, устраивал мирные марши, пытался разговаривать с противоборствующими сторонами, основал движение Engaged Buddhism (“Вовлечённый буддизм”), Мартин Лютер Кинг его за эту миротворческую деятельность на Нобелевскую премию выдвигал… но результатом всей его деятельности оказалось, что и Северный, и Южный Вьетнамы, оба запретили ему возвращаться на родину, а войну продолжили. Прямо как царь Видудабха.

Нынешнее коммунистическое правительство позволило Тит Нат Хану нанести краткосрочный визит во Вьетнам лишь в 2005 году, а в 2018-м, после постигшего его на девяносто втором году жизни инсульта, милосердно снизошло до разрешения вернуться в монастырь его юности, ибо он хотел умереть там. Изгнание затянулось на пятьдесят лет, и лишь четыре последних года, между инсультом и смертью, он смог провести в месте, о котором тосковал.

Когда-то, ещё во время войны, Тит Нат Хан написал коротенькое стихотворение:

Он написал это после бомбардировки и разрушения города Бен Тре. Он написал это о своём одиночестве, но отличается ли его одиночество от моего? Я разворачиваюсь к себе и спрашиваю: в чём же для меня послание Тая? Да всё в том же: изменчивость, страдание и отсутствие чего-либо отдельного и независимого от всего остального – это три признака существования, всматривайся в них, не отворачивайся, имей их в виду, имей с ними дело, живи в соответствии с ними. Будь сам себе светильником и не отчаивайся, пока светильник светит. А светит он всегда, ибо “всегда” существует только сейчас. Ведь и всё прошлое в твоей памяти и всё будущее в твоей фантазии существуют только сейчас. Просто вспоминай, что свет уже светит сейчас. Свет сознания. Согревай своё одиночество и обнаруживай, что одиночества не существует и всё связано со всем. Освещай свой страх и свой гнев, согревай их. Душа не покинет тебя, пока ты будешь освещать её светом сознания.

Я разворачиваюсь к себе и спрашиваю: ну а что у нас там с японским дзэн-буддизмом? О-о, там у нас историческое месиво (как, впрочем, и в остальных буддизмах). Известен же факт, что многие дзэнские учителя не только занимались воспитанием самурайского духа в давно минувшую эпоху Камакура, но и активно поддерживали милитаризм в последнюю войну, принёсшую Японии тотальное разорение и унижение. Ох, как бы не случилось ресентимента в головах злопамятных японских националистов!

Но не все, не все дзэнские учителя поддерживали милитаризм и империализм, пропагандируя “Ямато-дамасии” – “храбрый и неукротимый дух японского народа”. Были и другие. К примеру, сорокалетний дзэнский монах, священник и учитель Сюнрю Судзуки, у которого был приход в маленькой деревушке Мори в провинции Шизуока. Уже после войны, живя в Америке, он вспоминал:

Избежать одностороннего взгляда на нас самих и на человеческую природу в целом – это хоть и не мануал, но вполне может быть направлением движения. Движения сознания, движения сердца. Поэтому я разворачиваюсь и освещаю светильником человеческую природу. Её не нужно долго искать – вот же она, сидит тут, перед стеной. Я и есть человеческая природа.

Я разворачиваюсь и вспоминаю эксцентричного философа, востоковеда и буддиста Александра Пятигорского. Однажды он совсем уж разгорячился во время лекции:

Этот его философский возглас, конечно, смешной, экспрессивный и заслуживает всяческого уважения. Смешно нам становится от того, что мы угадываем в нём ничем не замутнённую правду жизни. Но правда заключается в том, что “всякая хуйня” – основной признак жизни не только в России, но и повсюду. Англичане, например, называют то же самое словом bullshit. Всякая хуйня, или bullshit, – это основной признак жизни на этой планете, жизни не только человеческой, но и всякой другой. В этом и состоит человеческая природа и вообще всяческая природа. Поэтому я думаю, что к восклицанию восьмидесятилетнего русского философа присоединился бы и восьмидесятилетний индиец Гаутама из рода Шакьев, и восьмидесятилетний вьетнамец Тит Нат Хан, а японец Сюнрю Судзуки прямо в сорокалетнем возрасте присоединился бы, ибо до восьмидесятилетия не дожил. Когда, к примеру, император Хирохито объявлял по радио о капитуляции Японии, а некоторые солдаты при этом отпускали в сторонке циничные шутки, Судзуки-роши не то что про всякую хуйню разорался, а чуть весь свой храм в пух и прах не разнёс. Горячий был человек!

Так что же с мануалом-то? Есть ли у нас инструкция, как быть с изменчивостью, страданием и отсутствием чего-либо отдельного и независимого от всего остального, что кратко можно назвать “всякой хуйнёй”?

Честно говоря, я не уверен не только в существовании готовых мануалов, но и в принципиальной возможности их существования. Я сомневаюсь насчёт простых инструкций и алгоритмов “делай раз, делай два, делай три” именно в силу изменчивости, неопределённости и противоречивости реальности, с которой нам приходится иметь дело. Чтобы сделать что-то достаточно мудрое в этой реальности, её надо обнять целиком, со всеми её противоположностями и абсурдом. Её надо обнять со всей её хуйнёй, не забывая, что и тот, кто обнимает, тоже непременная часть происходящего абсурда. Я и есть главный абсурд жизни, что может быть страньше и чудесатей меня? Тут я не только себя имею в виду, но и каждого представителя жизни на этой планете. И подозреваю, что на других планетах тоже. А всего-то и надо – развернуться к себе и обнять всю эту хуйню и осветить её светом. Ведь он и так уже светит, свет сознания.

Я разворачиваюсь и вспоминаю, что из всех алгоритмов “раз-два-три” мне ближе всего алгоритм, предложенный дзэнским учителем Берни Глассманом, основавшем, кстати, орден дзэн-миротворцев, который не то чтобы много мира натворил, но всё-таки и сложа руки не сидит. Точнее, сначала сидит, как я, у стены, а потом разворачивается, встаёт и идёт творить мир из всякой творящейся в мире хуйни. Ну уж из чего есть!

Алгоритм этот звучит примерно так:

Это послание перекликается и с историей из жизни Сюнрю Судзуки. Однажды его дочь, которую он отправил учиться к другому учителю дзэн, сказала, что не понимает ничего из того, что тот ей говорит.

Принять всё как оно есть – это значит осветить светом сознания всё как есть, это значит увидеть всё как есть, это значит признать всё как есть. Это значит быть себе светильником. Да, это не то чтобы инструкция, но хотя бы направление движения. Как минимум я могу стараться так делать.

А вообще, вспомнив всех этих глубоко мною уважаемых мёртвых учителей, я хочу вспомнить слова и ещё одного, возможно, самого главного для меня. Это слова учителя Догэна:

Слова эти никак не похожи на чёткую инструкцию по сбору стеллажа из ИКЕИ, они скорее на поэзию какую-то похожи, однако лично для меня это и есть лучший мануал, ибо я слышу язык учителя Догэна. Следовать путём Будды – это не значит делать всё то же, что когда-то делал принц Гаутама: “раз-два-три”. Следовать путём Будды – это значит всматриваться в своё сердце и изучать его. Это значит освещать его светом сознания. Но изучать не так, как это делают инженеры, разбирая сердце на части, а как это делают поэты – забывая себя, для того чтобы меня могло обнаружить всё, что существует. Чтобы оно могло обнаружить себя в зеркале моего сознания. Чтобы свет, отразившись сам от себя, мог бы обнаружить себя. Именно для этого я каждый день сажусь перед белой стеной и разговариваю с ней, а потом разворачиваюсь и разговариваю со всем, что существует. Именно для этого я пишу письма тебе – в прошлое и будущее, существующее только сейчас.

Скачать все аудиописьма

Телеграм-канал Письма к самому себе

Плелист в YouTube

Плелист в SoundCloud

Изучать себя – значит забывать себя:

Всего вам доброго и, надеюсь, до следующих встреч.
И помните: в каждое мгновение у вас есть выбор – сделайте лучший.
А теперь идите и медитируйте!