Письма к самому себе. О Пути, Дыхании и Времени
Часть вторая. Путь
Скачать все аудиописьма
Телеграм-канал Письма к самому себе
Плелист в YouTube
Плелист в SoundCloud
Слушать аудиокнигу в YouTube:
Слушать аудиокнигу в SoundCloud:
Слушать в PodBean:
Письмо восемнадцатое. Настоящее и прошедшее, вероятно, наступят в будущем
Настоящее и прошедшее,
Вероятно, наступят в будущем,
Как будущее наступало в прошедшем.
Если время всегда настоящее,
Значит, время не отпускает.
Ненаставшее – отвлечённость,
Остающаяся возможностью
Только в области умозрения.
Ненаставшее и наставшее
Всегда ведут к настоящему.
Шаги откликаются в памяти
До непройденного поворота
К двери в розовый сад,
К неоткрытой двери. Так же
В тебе откликнется речь моя.
– Томас Стернз Элиот. Четыре квартета
Август
Привет!
Сейчас конец августа. Я помню, что раньше ты не слишком любил это время на границе лета и осени из-за того, что будущее сулило тебе только дожди, холод, а в перспективе ещё и снег. Ты и в целом-то не любил холод, но в твоём детстве это время также означало конец трёхмесячной беспечности, когда можно было заниматься чем хочешь и всё время было твоим. «Всё время только твоё» – как приятно это звучит! Но оттого-то и возникало в конце лета тянущее где-то в желудке ожидание, что вот-вот придёт «другое время», чтобы отобрать у тебя «твоё время». Твоё время, наполненное теплом, негой и свободой. Время, наполненное твоей жизнью, время, наполненное тобой. Но кем же был этот «ты», наполняющий время? Кем был ты тогда и кто это существо, наполняющее время сейчас? Я вслушиваюсь в поток тишины, текущей вслед за этими вопросами, вслушиваюсь в журчание времени… Если время всегда настоящее, значит, время не отпускает.
Потом детство закончилось, и через тебя текли другие периоды жизни, в которых смена сезонов уже не была тесно привязана к чувству лёгкости свободы выбора и распоряжения «своим» временем, однако печаль по уходящему лету и сопротивление надвигающейся осени всё равно приходили к тебе в конце каждого августа. С одной стороны, это была просто привычка, но с другой, времена года – это ведь глубоко укоренённый в человеческом сознании образ смены периодов жизни. Как тут не вспомнить стихотворение Басё:
Весна уходит.
Плачут птицы. Глаза у рыб
Полны слезами.
Если уж птицы и рыбы плачут, провожая весну, то что говорить о человеке, прекрасно осознающем безвозвратно утекающее вместе с весной или летом время, когда цветение жизни уходит, когда тепло и сама жизненность покидают его. Что говорить о человеке, осознающем утекающее от него время. «Но кто же этот “он”, с печалью осознающий ускользающее время?» – снова бросаю я сакраментальный вопрос в реку тишины… Если время всегда настоящее, значит, время не отпускает.
А ты знаешь, какой сегодня день? День моего календаря, когда я пишу тебе это письмо? Сегодня 24 августа. Так совпало, что сегодня День независимости Украины и одновременно с этим сегодня же полтора года, как идёт полномасштабная война на территории этой страны. Так что этот день календаря наполовину красный, а наполовину чёрный для каждого украинца и для всех тех, кто сейчас вместе с Украиной и живущими в ней людьми.
Многие мои друзья, многие участники нашей Облачной Сангхи говорят, что их время остановилось 24 февраля 2022 года, река времени как будто замерзла в их жизни на этой дате, так что какой именно сейчас сезон, совершенно неважно. «Весной, летом, осенью и зимой – всегда у нас теперь 24 февраля», – говорят мне друзья. И, сверяясь с их замечаниями, я нахожу себя в той же замершей точке: двадцать четвёртого февраля 2022 года. И сегодня тоже двадцать четвёртое – августа 2023 года, но августовская жара, приходящая сейчас в мою комнату с балкона, не обманет меня. Сколько нам их ещё предстоит, этих замёрзших февралём дней?
Настоящее и прошедшее,
Вероятно, наступят в будущем,
Как будущее наступало в прошедшем.
Если время всегда настоящее,
Значит, время не отпускает.
Ты знаешь, возможно, именно благодаря этой остановке времени в феврале мне стала не слишком важна смена сезонов. Весной, летом, осенью и зимой всё это время идёт война, а значит, просыпаясь в каждый новый день, я просыпаюсь во время войны. Я, существо времени, просыпаюсь и размещаю себя в этом дне войны – ещё одном и том же самом дне 24 февраля 2022 года. Но где я размещаю себя, как не в своей жизни?
И вот тут возникает самый важный для меня сейчас вопрос: что больше – война или жизнь? Это война вмещает в себя всю мою жизнь, всё моё время, всего меня или жизнь вмещает в себя войну, но не только войну, а всё многообразие мира во всех его временах и пространствах? От ответа зависит то, как я чувствую себя и что я делаю.
В буддийской Дхарме действия и их сумма называются словом «карма», но от чего зависят мои действия? Не из того ли, как я определяю себя? Что мотивирует меня к какому-либо определённому выбору? Я действую так или иначе, потому что определяю, чувствую, переживаю себя так или иначе, определяю себя как то или это.
Я сажусь перед своей белой стеной и в её зеркале начинаю исследовать, ощупывать себя: кто я? зачем я? цела ли моя жизнь? цело ли время моей жизни? целые они или разорваны войной?
Ненаставшее – отвлечённость,
Остающаяся возможностью
Только в области умозрения.
Ненаставшее и наставшее
Всегда ведут к настоящему.
Ненаставший мир, никак не настающий мир, ненастающее 25 февраля – где они сейчас? Я согласен с Элиотом, они лишь в области умозрения, они остаются лишь возможностью, но ненаставшее и наставшее всегда ведут к настоящему. Я сижу в настоящем, погружаюсь в настоящее, где нет разделения на умозрение и телочувствование, на 24-е и 25-е, на февраль и август; я сижу в том месте и времени, где жизнь цела, где время цело, где жизнь больше, чем война, а мой Путь, моя Дхарма больше не только войны, но и больше самой жизни. Я существо времени, вмещающее в себя все существа времени. Я существо времени, вмещающее в себя все мгновения моей жизни и мгновения жизней всех существ времени, я существо времени, вмещающее в себя существо времени вселенной. Я временное существо. Я соткан из времени, но как же много свободного пространства между волокнами времени, пространства, где времени просто не существует как данности!.. Сидя перед своей белой стеной, я обнаруживаю, что соткан из времени и из отсутствия времени одновременно. Одновременно, понимаешь?
С чего начинается Путь?
Сидя перед стеной, я вдыхаю и выдыхаю и вспоминаю отрывок из стихотворения украинской поэтессы Марины Пономаренко, прочитанного на днях:
В надії співати легко, ти співай у зневірі!
Серпень краще переживати на видиху
В серпні все непохитне можна розхитувати.
В надежде петь легко, ты пой в унынии!
Август лучше переживать на выдохе
В августе всё недвижимое можно раскачивать.
В августе всё недвижимое можно раскачивать… На эти слова поэтессы откликается Т. С. Элиот:
Слова, как и музыка, движутся
Лишь во времени; но то, что не выше жизни,
Не выше смерти. Слова, отзвучав, достигают
Молчания. Только формой и ритмом
Слова, как и музыка, достигают
Недвижности древней китайской вазы,
Круговращения вечной подвижности.
Не только недвижности скрипки во время
Звучащей ноты, но совмещенья
Начала с предшествующим концом,
Которые сосуществуют
До начала и после конца.
И всё всегда сейчас.
Август – время выдоха. Я сижу перед белой стеной и выдыхаю. Вдыхаю тишину, а выдыхаю слова. В августе можно раскачиваться между тишиной и словом. Словом, которое я обращаю к тебе.
С чего начинается Путь? – в тысячный раз спрашиваю я себя. С чего начался твой путь в твои десять лет и с чего начинается мой прямо сейчас?
Он начинается с обнаружения себя здесь. Путь всегда начинается, он начинается, и начинается, и только начинается. Он начинается с обнаружения себя здесь.
Вот, бхикку, Первая Благородная Истина о дукхе:
Рождение – дукха.
Старение – дукха.
Болезнь – дукха.
Смерть – дукха.
Столкновение с нежелательным – дукха.
Разлучение с желаемым – дукха.
Невозможность достичь желаемого – дукха.
Вся наша психофизическая обусловленность и есть дукха.
Рождение – дукха.
Как только ты родился, ты тут же обнаружил себя здесь. И обнаружив себя, ты нашёл себя живым, а обнаружив себя живым, тут же почувствовал желание продолжения жизни. Ты почувствовал это с самого первого вдоха.
Ты ведь помнишь, как он произошёл, этот первый в нашей с тобой жизни вдох, не правда ли? До него ты был другим существом, до него ты никогда не дышал и никогда не переживал ничего иного, кроме себя. Весь мир, в котором ты обитал, был только тобой, ты и мир были абсолютно едиными, и не было ничего, кроме тебя. Между тобой и не тобой нельзя было просунуть и лезвие ножа, ибо не было никакого зазора между тобой и не тобой. Кроме тебя, просто никого не было. Мама и ты, ты и мама были одним нераздельным целым. Мир и ты, ты и мир были одним нераздельным целым. Мама и мир начинаются с буквы «м». «Ммммммм… мммммм… ммммммм…» – пою я в своём сердце, упершись взглядом в белую стену.
– Есть ли у собаки Природа Будды? – возникает во мне ставший знаменитым вопрос неизвестного монаха, мастера Дзёсю.
– Мммммм… мммммм…мммммм… – поёт моё сердце в ответ.
А потом случилась катастрофа – единство раскололось надвое! Одной из его половинок сделался ты, а другой – всё остальное. В переживаемой тобой реальности образовалось как бы два пространства, одно из которых ты стал воспринимать как внешнее по отношению к себе, а другое – как внутреннее, принадлежащее исключительно тебе и никому другому.
Внутри тебя теперь появился ты, как отдельная от всего остального сущность. Там, внутри, у тебя образовались ощущения, чувства, мысли, образы, состояния, только твои и ничьи больше. Там, внутри тебя, образовался весь твой «богатый внутренний мир», текучий, переменчивый, разнообразный, но всегда твой и ничей больше. Этот внутренний мир теперь ограничен твоей кожей, и ты ему хозяин. Там, внутри, всегда ты и только ты. Ты хозяин этому внутреннему миру, никто не может заглянуть в него и узнать твои секреты, пока ты сам не решишь их рассказать. Никто не может узнать твоих мыслей и почувствовать твоих чувств, ты хозяин в своём мире.
Но ты теперь заперт в нём, ибо никто не может узнать твоих мыслей и почувствовать твоих чувств. Ты теперь абсолютно уникальное существо, и ты заперт в своей уникальности.
И жизнь разделяет тень
То, зачем родились мы.
И чем оказались,
Движение сердца.
И встречный порыв.
Разделяет тень.
Жизнь очень длинна.
Желание любви и соития.
Возможность величия
И бытие. Суть жизни.
И жизнь разделяет тень.
– Т. С. Элиот. Полые люди
Во внешнем же пространстве теперь всё другое и всё не ты, во внешнем пространстве теперь навсегда поселился Другой. Внешнее пространство сделалось окружающей тебя средой, в которой появились полезные для тебя объекты, бесполезные, а также вредные и опасные. И даже мама, тот самый мир, который ещё совсем недавно был тобой, вдруг сделался другим по отношению к тебе, он сделался объектом твоего восприятия. Таким необходимым, важным, желанным… но тем не менее внешним по отношению к тебе объектом. Мама сделалась объектом твоего желания. Само пространство сделалось внешним, воздух, который ты впервые вдохнул в себя, вошёл из внешнего пространства в твой внутренний мир и обжёг его. Воздух сделался объектом твоего желания.
«Как печально, что воздух – это единственное, что мы можем разделить. Неважно, насколько близко мы подходим друг к другу, – воздух всегда остаётся между нами. Как приятно, что мы разделяем один воздух. Неважно, как далеко мы друг от друга, – воздух всегда соединяет нас».
Эти слова Йоко Оно стали для тебя реальностью. Воздух теперь навсегда стал твоей реальностью, воздух, соединяющий тебя с другими и разъединяющий тебя с ними. Вместе с воздухом в твоей жизни появились другие объекты – приятные, а потому желанные, нейтральные, а потому никчёмные, а также отвратительные, а потому опасные. Теперь у тебя появились объекты твоего желания, объекты твоего отвращения и объекты твоего игнорирования.
И не только воздух, но также и свет теперь появился в твоей жизни – свет, ослепивший тебя, свет, позволяющий тебе различать объекты, отделять их друг от друга, отделять их от себя. Свет, позволяющий различать приятное и желанное, неприятное и угрожающее и всё остальное, что тебя в принципе не занимает, на что можно не обращать внимания как на объекты. Теперь у тебя появилась объективная реальность.
Но появились не только другие люди, другие существа, другие объекты, не только воздух, свет и внешнее по отношению к тебе пространство – ещё появилось и время. Время появилось вместе с твоим первым вдохом. Вдох начался, а потом закончился, а за ним другой, а за ним следующий, и ещё один, и ещё… Появилось время твоего дыхания, появилось время твоих мыслей и чувств, время твоих встреч и расставаний с теми, кто вовне, кто теперь навсегда другие.
Рождение – это дукха, сказал Будда. Почему? Да вот именно поэтому. Потому что рождение разделило единого тебя на «тебя» и «другого», разделило тебя на «до» и «после». Рождение породило время и пространство. Время и пространство разделили единство надвое: на до и после, на здесь и там. Отдельность – это первичное и главное условие дукхи, потому что, будучи отдельным существом, ты теперь обречён вечно бежать за тем, что тебе желанно, и так же вечно убегать от того, что для тебя опасно. В буддийской Дхарме этот бег называется сансарой, это время называется сансарой. И теперь я пишу тебе как другому, я обращаюсь к тебе как к отдельному временному существу из моего прошлого или из моего будущего, я веду диалог с тобой… Ответь мне – мы с тобой два или одно?
Родившись во время и в пространство, родившись в объективный мир, став временным и отдельным существом, ты тут же захотел, чтобы это существо продолжалось во времени, но при этом ты осознал, что оно не может продолжаться бесконечно – именно потому, что отдельно и временно, потому, что при жизни во времени всё конечно. При жизни во времени ты конечен. Да, впервые, со всей потрясшей тебя очевидностью, ты осознал это в десять лет, сидя на краю ванны, тупо уставившись на текущую из крана струю воды, но семя этого знания появилось в тебе в тот самый момент – в момент первого вдоха, когда мир раскололся надвое: на тебя и не тебя, на внутреннее пространство и внешнее пространство. И это внешнее по отношению к тебе пространство наполнилось опасными вещами, в этом внешнем по отношению к тебе пространстве смерть вышла на охоту на тебя. Ты родился, вдохнул внешний, чуждый тебе воздух и заорал от ужаса. Ты родился и немедленно понял, что здесь ты умрёшь. Ибо здесь существуют только временные существа, и ты теперь одно из них. Именно поэтому Будда назвал рождение дукхой: дукха – это рождение во время, дукха – это само время.
Я помню, как мучило тебя это осознание в твоём первом психоделическом трипе в Праге, – ты переживал огромный и разнообразный мир внутри, но ты бился и бился о его границы, ты бился и бился о замкнутость этого существа в самом себе. Ты мучился от величайшего одиночества в этом замкнутом существе, который никак не может выйти за свои границы, чтобы встретиться с целым, чтобы стать целым. Ты никак не мог сделать так, чтобы ушла эта разделённость тебя на воспринимающего субъекта и воспринимаемого тобой объекта в пространственно-временном континууме… воспринимаемого тобой, тобой, тобой и только тобой… Ты мучился этой дукхой отдельности, пока вдруг не сдался. Пока не сдался тому, что есть, как оно есть, – этой отдельности, этим субъектно-объектным отношениям, этому времени и пространству… Ты сдался и как будто умер, умер как отдельность, и в этот же момент ты ожил как целое, как неделимое, как всё, что существует без времени и пространства, которое включает в себя всё время и всё пространство.
Потом это переживание ушло, ибо всё существующее во времени уходит. Но куда же оно может уйти, если это переживание существует вне времени и пространства?
Старение – дукха, болезнь – дукха, всё, что ты можешь потерять, – это дукха, всё, что ты хочешь, но никак не можешь обрести, – это дукха. Теперь тебе «отдельному» и «независимому» от всего остального, чтобы сохранять и поддерживать эту отдельность и независимость, необходимо постоянно впитывать из внешнего пространство в своё внутреннее то, что будет питать и поддерживать тебя.
Вот внешняя по отношению к тебе мама, у неё есть внешняя по отношению к тебе грудь, а в ней – молоко, которое необходимо сделать твоим внутренним, и ты тянешься, тянешься к груди, потом втягиваешь, втягиваешь в себя живительный сок мамы, впитываешь его в себя, делаешь собой, делаешь своим телом, своей жизнью. Жизнью, отдельной от жизни мамы. Втягиваешь, пока не почувствуешь насыщения. Тут можно сделать перерыв. До поры до времени. До той поры, пока в тебе снова не проснётся голод и ты снова не осознаешь себя временным существом. Эту жажду сока жизни – в виде молока, в виде тепла, в виде внимания, в виде любви, в виде информации, в виде денег, в виде удовольствий… в виде мириад вещей этого мира, отдельных от тебя вещей, расположенных на некотором расстоянии, до которых необходимо дотягиваться сквозь пространство и время, сквозь воздух, отделяющий тебя от них, Будда назвал словом «танха», что, собственно, и означает жажду.
Теперь тебе необходимо до всего дотягиваться: сквозь короткое пространство – протяни руку и достанешь – и сквозь длинное пространство, простирающееся на тысячи километров; сквозь короткое время, в доли секунды, и длинное время – в годы и десятки лет… Теперь тебе до всего нужно дотягиваться, необходимо достигать всего, что ещё не стало твоим, что не стало тобой. Теперь ты достигатор, который никогда ничего не может достичь, ибо в следующий же момент то, чего ты достиг, выпадет из твоих рук, в следующий момент время украдёт у тебя то, что только что было твоим, в следующий момент твоё насыщение закончится, и снова придёт жажда. И ты хочешь, хочешь, хочешь, ты хочешь ещё и никак не можешь насытиться, – эта ненасытность, эта жажда, эта танха и есть дукха. Такова жизнь в сансаре. Жизнь отдельного, независимого существа. Независимого?
Даже когда ты получаешь что-то желанное: молоко, тепло, внимание, любовь, информацию, деньги, удовольствие… ты знаешь, ты всегда подспудно знаешь, насколько полученное тобой эфемерно, насколько оно неустойчиво, насколько легко его у тебя отнять, ибо существует оно исключительно во времени. Твоё насыщение молоком пройдёт, и ты опять проголодаешься, тепло может уйти от тебя, и ты замёрзнешь, чьи-то внимание, забота и любовь могут отвернуться от тебя, ибо ты не можешь контролировать внимание, заботу и любовь другого существа, отдельного от тебя. Всё, что у тебя есть, – информацию, деньги, удовольствия, здоровье, молодость и саму жизнь – так легко забрать у тебя.
А ещё тебе нужно отталкивать. Отталкивать многочисленные опасные, злые вещи этого мира. Отвратительные вещи – вещи, от которых хочется отвернуться, убежать, не иметь с ними дело. Ненавистные вещи – вещи, которые не хочется видеть. Но проблема в том, что эти вещи изменчивы, ибо так же, как и ты, живут во времени, иногда они желанны тебе, а иногда делаются отвратительными. И даже мама! Даже мама оборачивается то влекущей, притягательной, желанной, то отталкивающей, пугающей и злой. Как тебе уместить в себя это противоречие, как тебе уместить в себя изменчивость вещей?
Но и этого мало. Не только внешние вещи изменчивы и противоречивы, но и ты сам для себя теперь стал проблемным, небезопасным местом – ты теперь отдельный, независимый и меняющийся не только по отношению к другим отдельным, независимым и меняющимся объектам, но и внутри себя ты оказался разделённым на части. В тебе возникают чувства, состояния, мысли и образы, некоторые из них приятны, желанны и притягательны, а другие кажутся отвратительными и опасными. Эти опасные мысли, чувства и состояния как будто отравляют тебя изнутри, ты от них чувствуешь себя плохо, ты хочешь прекратить их, но они не подвластны твоему контролю, они как будто бы сами рождаются в тебе, и ты осознаёшь их в себе, переживаешь их своими в том внутреннем пространстве, которое так радикально отличается от внешнего пространства, где тебя нет. И тебе очень хочется оставаться с желанными, приятными мыслями и чувствами и так не хочется, чтобы в тебе, в твоём внутреннем пространстве, возникали неприятные, отвратительные и опасные образы, мысли, чувства и состояния. Но они всё равно приходят: раздражение или скука, злость или депрессия, приходит ярость, приходит ненависть, страх, тревога, стыд, вина – весь этот огромный спектр нежелательных чувств ты теперь называешь негативными состояниями, в противоположность позитивным, желанным, приятным.
И ты не знаешь, как быть с этой внутренней расколотостью, как перестать бесконечно, словно белка в колесе, кружиться в погоне за приятными чувствами, убегая от неприятных. Как вырваться из колеса этой внутренней сансары? Как, как, как? – вопрошаешь ты и не находишь ответа. Ты не знаешь, как тебе быть с этим пространством, которое ты воспринимаешь как свои владения, но с которым совершенно не умеешь обращаться. Ты постоянно натыкаешься на пределы своего контроля над пространством, которое называешь собой, и от ударов об эти пределы тебе становится больно. Эту боль Будда и назвал дукхой. Но кто этот «ты»? Кто этот «ты», живущий в пространстве себя и не владеющий этим пространством в полной мере?
Смерть – дукха
Итак, я на полпути, переживший двадцатилетие,
Пожалуй, загубленное двадцатилетие entre deux guerres (меж двух войн).
Пытаюсь учиться словам и каждый раз
Начинаю сначала для неизведанной неудачи,
Ибо слова подчиняются лишь тогда,
Когда выражаешь ненужное, или приходят на помощь,
Когда не нужно. Итак, каждый приступ
Есть новое начинание, набег на невыразимость
С негодными средствами, которые иссякают
В сумятице чувств, в беспорядке нерегулярных
Отрядов эмоций. Страна же, которую хочешь
Исследовать и покорить, давно открыта
Однажды, дважды, множество раз – людьми, которых
Превзойти невозможно, – и незачем соревноваться,
Когда следует только вернуть, что утрачено
И найдено, и утрачено снова и снова: и в наши дни,
Когда всё осложнилось. А может, ни прибылей, ни утрат.
– Т. С. Элиот. Четыре квартета
Старение – дукха, болезнь – дукха, смерть – дукха, столкновение с нежелательным – дукха, разлучение с желаемым – дукха, невозможность достичь желаемого – дукха… Всё это частные случаи потери цельности. Время, появившись, тут же создало разорванность между тем, что было, и тем, что будет, и мне, как отдельному от времени и пространства существу, независимому от времени и пространства существу, постоянно приходится расставаться с чем-то, что уходит в прошлое, и стремиться к чему-то, что так желанно для меня в будущем. Отдельное и независимое от времени и пространства существо только и делает, что теряет что-то и достигает чего-то. Достигает, чтобы в очередной раз потерять.
Старение – это частный случай потери, ведь, старея, я ухожу от себя прежнего, от себя молодого; смерть – это частный случай потери, ведь, умирая, я теряю жизнь, принадлежащую мне. Принадлежащую? Точно ли это так? Правда ли, что жизнь мне принадлежит? Я чувствую это так, я переживаю это так, но правда ли это? Не обманывают ли меня мои чувства?
Знаешь, я каждую неделю звоню маме, а маме в этом августе исполнилось восемьдесят шесть, и в каждом нашем разговоре я слышу её горечь от потери всего дорогого, что у неё было: её молодости, её сил, её здоровья, её возможностей активно действовать в жизни, её возможности ясно видеть, ясно слышать… я слышу в её словах горечь от потери её друзей, которые всё уже умерли, её мужа… всего, что у неё было. Мама справляется, конечно, она ценит то, что имеет: что всё-таки она на ногах и может себя обслуживать в элементарных вещах, что сама ходит в магазин и готовит еду; она ценит свои комнатные цветы, за которыми может ухаживать, и, конечно, она глубоко ценит заботу о ней детей и внуков, ценит нашу продолжающуюся связь. Но горечь жизни… горечи в её отношениях с жизнью за последнее время стало слишком много. Столкновение с нежелательным, разлучение с желаемым и невозможность достичь желаемого – всё это дукха, на которую указывал Будда.
Буддийская Дхарма, раскладывая всё по удобным для рассмотрения полочкам, предлагает и дукху разложить на три части:
1. Дукха как сама боль жизни.
2. Дукха времени, связанная с осознанием изменчивости жизни.
3. Дукха как осознание своей психофизической обусловленности.
Да, дукха, на которую указывал Будда, непосредственно связана с осознанием, но с осознанием себя… как кого? Как обусловленного временем и пространством, как отдельного и независимого от этого времени-пространства существа. Независимого? Неужели независимого? Да, в этом и состоит парадокс дукхи – я чувствую себя независимым, но постоянно обнаруживаю свою зависимость от времени и пространства, свою тотальную несвободу от времени и пространства, свою невозможность выбраться из времени и пространства.
Именно отсюда начался когда-то твой путь – с осознания своей независимости, отдельности и отчуждённости от всего, что существует. С осознания того, что есть ты и есть «то», что не является тобой. Твой путь начался с осознания твоей зависимости от своего чувства независимости, зависимости от неумолимого времени, которым ты не владеешь, но которое владеет тобой. Твой путь начался с подозрения, что под всем, что ты чувствуешь и осознаёшь с такой очевидностью, лежит другая реальность, где нет независимости и нет зависимости от независимости, где нет отдельности и нет отчуждённости от всего, что существует. Твой путь начался с подозрения, что ты и есть «то». Твой путь начался с подозрения, что ты и есть время. Твой путь начался с зова этого подспудного чувства «другой правды», скрытой правды существования. Ты встал с края ванны, на котором сидел, закрыл кран с водой и вышел в путь.
Всё мне дано. Сентябрь
Пока писал тебе, август кончился. Я, как ты можешь заметить, пишу неторопливо, но не вижу никакой необходимости спешить, ведь ты никуда не можешь уйти от меня. Ты и я – это существо времени, мы два и одно одновременно, мы не два и не одно. Ты спрашиваешь, нашёл ли я то, что когда-то отправился искать ты? Да, я нашёл это, я нашёл «другую» правду жизни, я нашёл, что я и есть то, я нашёл, что я и есть ты. Но знаешь, шутка в том, что эту находку невозможно удержать.
всё мне дано
но ничего не имею
даже себя –
написал я однажды после медитации.
Сейчас вот сижу на кухне, время шесть утра, а я продолжаю об этом думать. Не только думать, но и чувствовать, переживать. Всё мне дано… – что это значит, что именно мне дано? Да вот это: шум закипающего чайника, или шум дождя за окном, или шуршание колёс редких утренних машин по мокрому асфальту, или тьма за тем же окном и свет лампы над головой, и вкус чая во рту, и тепло в животе… жизнь мне дана, как она есть. Даже когда очень плохо мне, жизнь мне дана – она мне дана и в радости, и в горе, и в беде, и в несчастье, и в боли, и в удовольствии, она мне действительно дана вся без остатка, во всей своей полноте, до самого её полного исчерпания, до смерти. А уж сейчас-то и совсем неплохо, сейчас и чайник, и чай, и лампа над головой, и маленькая утренняя ночь за окном – всё это мне дано, но ничего из этого я не имею. Не имею, ибо оно движется. Оно течёт и ускользает.
Кажется, у Догэна это где-то было: “Если твоя ладонь открыта, то вся жизнь лежит на ней; если же ты пытаешься схватить жизнь, зажав её в кулаке, то действие это не только бессмысленно, но и вредно”.
Хотя, может, и не у Догэна, может, это у меня было. Может, это мне вообще приснилось, ибо иногда мне снятся такие вот странные мысли.
Вспоминается тут, к слову, анекдот про диалог мужика с Богом:
– Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы у меня всё было!
– Мужик, у тебя всё было!
Всё мне дано, но ничего я не имею и иметь не могу. Ибо всё тут течёт, всё скользит и ускользает. Даже я сам ускользаю, ускользаю и ускользаю от себя. Расстраивает ли меня это местонеимение? Нет, давно уже не расстраивает, ибо всё мне дано, и нет мне необходимости сжимать ладони.
Знаешь, что я думаю о себе? Что я думаю о «я»? О «я» любого человека и любого существа вообще? Я думаю, что я – это встреча. Встреча прошлого и будущего в настоящем. Об этом я тебе ещё буду писать, вероятно, потому что если дана нам дукха, то дано нам и освобождение от дукхи, дан нам путь освобождения, открытый когда-то пробудившимся к этому пути человеком по имени Сиддхартха Гаутама, открытый тысячами других людей, а также снова и снова открываемый мной – сейчас, и сейчас, и сейчас. Открываемый мной сейчас при встрече уха с шумом дождя, глаза со светом лампы, языка со вкусом чая, пальцев с плотностью клавиши компьютера, сознания со смыслом слов, появляющихся в компьютере… – здесь открывается путь, здесь я ежемгновенно выхожу в него, здесь я встречаюсь с дукхой и превосхожу её.
Я сижу в настоящем, погружаюсь в настоящее, где нет разделения на умозрение и телочувствование, на 24-е и 25-е, на февраль, август или сентябрь, – я сижу в том месте и времени, где жизнь цела, где время цело, где жизнь больше, чем война, а мой Путь, моя Дхарма больше не только войны, но и больше самой жизни. Я существо времени, вмещающее в себя все существа времени. Я существо времени, вмещающее в себя все мгновения моей жизни и мгновения жизней всех существ времени, я существо времени, вмещающее в себя существо времени вселенной. Я временное существо. Я соткан из времени, но как же много свободного пространства между волокнами времени, пространства, где времени просто не существует как данности!..
Сидя сейчас за столом на кухне, я обнаруживаю, что соткан из времени этого осеннего утра и одновременно из отсутствия времени, из дукхи и отсутствия дукхи, из возникновения и исчезновения, из рождения и смерти. Одновременно, понимаешь? Всё мне дано, но ничего я не имею, даже себя, понимаешь? Я и ты никогда не рождались, а оттого никогда и не умрём, понимаешь? Ничто здесь никогда не рождалось, а потому никогда не умрёт, понимаешь?
Всё мне дано, но ничего я не имею, даже себя, ибо нет того меня, который мог бы что-то иметь, понимаешь? И само это понимание нельзя удержать, ибо некому его удерживать.
Догэн в «Гэндзё-коане» написал об этом так:
«Пробуждение похоже на отражение луны в воде. При этом луна не промокает, а вода не волнуется. И хотя свет луны велик, он может отразиться даже в сантиметровой луже. Вся луна целиком и всё бесконечное небо могут отразиться в одной росинке на траве или в капельке воды, оставшейся после дождя. Пробуждение не может переделать тебя, так же как отражение луны не может проникнуть в воду. Ты не можешь воспрепятствовать пробуждению, так же как капля воды не может воспрепятствовать небу и луне отражаться в ней. Глубина же пробуждения равна расстоянию до луны. Каждое отражение луны и неба в росинке, вне зависимости от того, как долго оно длится, включает в себя размер росинки и безразмерность лунного света в небе».
А Элиот в «Четырёх квартетах» вот так:
То, что зовётся началом, – скорее конец.
И заканчивать – значит начать.
Начинаем с конца. Что ни фраза
(Где каждое слово – впору,
Опора для остальных,
Не теряется, не выпирает,
Впитало традицию и современность;
Разговорное слово – метко, но не вульгарно,
Книжное – точно, но не педантично:
Гармония общего ритма)
Что ни фраза – конец и начало,
Что ни строка – эпитафия. Что ни деянье –
Шаг к смерти, к огню, к глотку моря
Или к затёртому камню. С этого мы начинаем.
С умирающим умираем и мы:
Видишь – уходят они, и мы с ними уходим.
Мы рождаемся вместе с умершими:
Видишь – они возвращаются и нас приводят
с собой.
Мгновение розы и мгновение тиса
Равновременны. Народ без истории
Не спасти от забвенья, ибо история –
Ткань из мгновений. Потому зимним днём,
Когда свет угасает в безмолвной часовне,
История ныне и Англия.
Волею этой Любви и гласом этого Зова.
Мы не оставим исканий,
И поиски кончатся там,
Где начали их; оглянемся,
Как будто здесь мы впервые.
И, ступив за ворота,
Поймём – нам осталось
Начать да и кончить:
У истока тишайшей реки
Шум невидимого водопада,
И под яблоней прячутся дети.
Только некому их доискаться,
Только слышно их, полуслышно
В безмолвьи меж всплесками моря.
Скорей же: здесь, сейчас, всегда
Состоянье абсолютной невинности
(Стоящее всего на свете!)
И будет благо,
И всяк взыскующий обрящет,
Когда языки огня
Сплетутся в пылающий узел,
Где огонь и роза – одно.
Скачать все аудиописьма
Телеграм-канал Письма к самому себе
Плелист в YouTube
Плелист в SoundCloud
С начала войны я работаю исключительно за свободные пожертвования, если вы цените проект “Будда в городе” и хотите поддержать мои жизнь и работу, то можете сделать это здесь:
Поддержать Будду в городе
Всего вам доброго и, надеюсь, до следующих встреч.
И помните: в каждое мгновение у вас есть выбор – сделайте лучший.
А теперь идите и медитируйте!