Письма к самому себе. О Пути, Дыхании и Времени
Часть вторая. Путь
Скачать все аудиописьма
Телеграм-канал Письма к самому себе
Плелист в YouTube
Плелист в SoundCloud
Слушать аудиокнигу в YouTube:
Слушать аудиокнигу в SoundCloud:
Слушать в Телеграм-канале:
Письмо двадцать третье. Что меня касается?
Письмо двадцать третье. Что меня касается?
Будда древности, учитель дзэн Якусан Иген сказал:
«Временами я стою на высочайшей горной вершине.
Временами лежу на дне океанской впадины.
Временами у меня три головы и восемь рук — я асура-демон.
Порой я сижу, возвышаясь на два метра, а порой стою, и тогда мой рост составляет четыре метра.
Иногда я с посохом, иногда с метлой.
Иногда стою столбом, иногда свечу фонарём.
Иногда я сын бедняка Чана, иногда сын бедняги Ли.
Иногда я бесконечная земля, иногда безразмерное небо».
— Догэн. Временное существо
Привет, временное существо!
Ты спрашиваешь, где я сейчас? Я сегодня, я сейчас. Сейчас я начинаю новое письмо тебе. Сегодня 22 апреля 2024 года. Сегодня мне исполняется 56 лет. Сегодня война приближается к двум годам и двум месяцам. Сегодня я встречаюсь с людьми, ставшими мне дорогими за эти два года и два месяца, — с нашей Облачной Сангхой Военного Времени. Два года и два месяца, — это воздушное пространство вмещает в себя горе и радость, надежду и отчаяние, тишину и разговор, понимание и непонимание, общность и различия, обретения и потери, встречи и расставания. Два года и два месяца, — это воздушное пространство возникает благодаря бытию каждого участника Сангхи, и из бытия каждого возникает ежедневное событие. В этом со-бытии мы то стоим на высочайшей горной вершине, то лежим на дне океанской впадины, то опираемся на посох, то подметаем метлой, то стоим столбом, то светим фонарём, мы то бесконечная земля, то безразмерное небо. Вот где я сейчас.
А сейчас я расскажу тебе притчу.
«Некий дваждырождённый, блуждая в великой самсаре, попал однажды в огромный непроходимый лес, полный хищных, прожорливых, страшных зверей: львов, тигров, слонов, повсюду в нём кишащих; [вид этого леса] внушил бы ужас [самому] богу Смерти!
От этого зрелища волненье того брахмана обуяло, сердце у него затрепетало, волосы встали дыбом, о притеснитель недругов! Продвигаясь через тот лес, он метался из одного его конца в другой и озирался по всем сторонам света: где бы найти убежище? Терзаемый перед ними страхом, бежал он, ища какую-нибудь щель или нору; но не мог ни совсем убежать от них, ни хотя бы отдалиться.
Тут он увидел, что этот страшный лес со всех сторон окружён сетью и что женщина преужасного вида сторожит его, расставив в стороны руки. А ещё в том великом лесу вздымались вверх, словно горы, пятиглавые змеи и огромные деревья касались вершинами неба.
Посреди же леса там был заросший колодец, скрытый переплетеньем лиан и травы. Туда, в этот скрытый водоём, и упал дваждырождённый и там повис на плотной сетке лиан. Словно большой плод хлебного дерева, прикреплённый к черенку, висел он там вверх ногами, вниз головой.
Внутри колодца он увидел огромного, могучего змея, а затем появилась ещё и другая напасть: он увидел наверху, у края колодца, огромного слона, шестиликого, двенадцатиногого, сквозь чащу лиан и деревьев неуклонно приближающегося.
Вокруг того брахмана, на конце ветки древесной повисшего, летали среди ветвей в дупле рождённые и мёд в нем прежде собиравшие, престрашного вида, всевозможных форм, трепет внушавшие пчёлы. Снова и снова хотелось им, о бык-бхарата, вкусить того мёда, дразнящего вкус всем существам, но не дающего насыщения даже ребёнку. Многими струйками тот мёд стекал вниз, и человек, висящий на дереве, из тех струй его пил; и у него, пьющего в момент смертельной опасности, жажда не проходила. Всё время ему хотелось мёда, и всё не мог он насытиться; и не возникло у него, о царь, отвращения к жизни! Даже там сохранялась у человека привязанность к жизни — а дерево тем временем подгрызали чёрные и белые мыши.
Человеку тому грозила опасность от хищников, от той престрашной женщины на краю лесной чащи, от змея на дне колодца, от слона у края его, от падения дерева из-за мышей — опасность пятая, от жадности к мёду, из-за пчёл — опасность шестая, как говорят — самая великая; он же пребывал там, ввергнутый в море самсары, сохраняя привязанность к жизни, не исполнившись к ней отвращения!»
— Махабхарата. «Книга о жёнах», пятая глава (XI.5.2-6). Перевод Я. В. Василькова
Как видишь, о бык-бхарата, это описание жизни в самсаре я взял из текста «Махабхараты», однако такой взгляд на жизнь — как на самсару, или взгляд на самсару как на жизнь, мы можем найти и в буддийской Дхарме, и в других духовных школах, возникавших на полуострове Индостан в течение как минимум последних трёх тысяч лет.
Ты знаешь, что я, как впрочем и ты, люблю вслушиваться не только в тишину и безмолвие, но и в звучание слов, иначе я не писал бы тебе этих писем. А когда вслушиваюсь, я иной раз начинаю различать послание слов, их суть, указующую на глубинную истину, выходящую за пределы всякого описания.
Вот так же и со словом «самсара» — я вслушиваюсь в него и постепенно начинаю слышать, что слово это обращается сейчас именно ко мне и кое-что рассказывает о себе. И что же я слышу, спрашиваешь ты меня, что узнаю из его звучания?
Я узнаю корень «сам», узнаю, что я тут сам в самсаре, — вот что я узнаю, о бык-бхарата!
В словенском языке тоже есть слово sam, и словарь значений словенских слов, указывает, что оно «izraža, da je kdo brez stikov, povezave ali ni skupaj z drugimi» («выражает, что некто находится без контакта, без связи или не вместе с другими»), ещё «izraža, da kdo dela, je brez pomoči, sodelovanja drugih» («выражает, что некто в своём действии обходится без помощи или участия других»), ещё «izraža, da se kaj zgodi brez zunanje spodbude, vpliva» («выражает, что нечто происходит без внешнего поощрения или влияния»). Тут же, в словаре, приводится пример с этим словом: «Ostali smo sami sredi gozda» — «Остались мы одни (сами) посреди леса». Не тот ли это самый лес самсары, в котором заблудился дваждырождённый брахман из Махабхараты? — спрашиваю я себя.
А ещё есть в словенском слова osаmljen, samоten и samičen — все они означают того, кто остался в одиночестве. Ну вот, ну вот, — повторяю я сам про себя, — сам, сам, сам… Я сам, я один… Как тот самый дваждырождённый брахман, земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины.
Только до половины ли? Не прохожу ли я эту границу между половинами жизни в любой период своей жизни? Не прохожу ли я её в любой момент жизни, когда чувствую себя одиноким, потерянным и отчуждённым от неё? Когда чувствую, что есть я, человек, переживающий опыт жизни, а есть сам опыт, и как будто я и опыт — это не одно и то же. Не в эти ли моменты я попадаю в чуждый мне лес с его посторонней и опасной для меня жизнью? Не в эти ли моменты я чувствую себя «осамленным»? Не в эти ли моменты я живу в самсаре?
Однако действительно ли она существует, эта «моя» жизнь, отдельная от всей остальной жизни? Действительно ли я, как субъект, переживающий опыт, отделён от самого опыта? Действительно ли я тут osаmljen, samičen и samostоjen? Действительно ли я заблудился в лесу, о бык-бхарата? Не иллюзия ли это? Не морок ли, наведённый на меня демоном Марой — хозяином самсарического леса? Вот какие вопросы я задаю себе в течение всей своей жизни, зная, что и ты их задаёшь себе.
«Отчуждение» — ещё один термин, который широко используют философы. Руссо, Локк и Гоббс характеризовали современное им общество как общество отчуждения, прежде всего имея в виду делегирование индивидуумом полномочий социальным институтам. Маркс перевёл значение этого термина в контекст классового антагонизма, вызванного отсутствием прямых отношений между индивидуумами. Эрих Фромм, подхватив идею, сделал её одной из центральных тем своей психологической теории. Вот как он определил термин «отчуждение»:
Но когда я впервые услышал этот термин, о бык-бхарата, я воспринял его несколько иначе. Во-первых, я подумал, что отчуждению должно предшествовать «свойство». То есть перед тем, как человек становится чужим самому себе, он ведь, по идее, должен быть самому себе своим, не так ли? Ну, раз уж он именно становится, а не был чужим себе изначально. И вот, бык мой бхарата, я хочу это понять — что значит не быть чужим самому себе? Что значит быть своим для себя самого? Есть же такое выражение в русском языке: «Чувствую, будто я сам не свой», — а если я не свой, то чей?
«Чей ты будешь?» — Ещё один вопрос, пришедший из старой славянской культуры. В словенском до сих пор этот вопрос в ходу: «Čigav si?» — могут вас спросить, если хотят узнать, из какой вы семьи, из какого рода происходите.
Так чей же я? Я хочу понять это всю свою жизнь, и я знаю, что ты понимаешь меня в этом желании, ибо ты тоже всегда хотел это понять. Ты сам всю свою жизнь хотел стать своим, хотел освоить себя.
В словенском языке также имеется слово osamosvojitev. Например, обретение Словенией независимости от Югославии в 1990 году обозначается выражением: «Slovenska osamosvojitev», то есть дословно получается, что Словения освоила саму себя, сделала саму себя своей, а до этого она принадлежала Югославии.
Сделать себя своим, освоить себя, уверенно сказать самому себе: «Теперь я чувствую, что я сам свой»… Всю жизнь меня толкала вперёд тоска по osamosvojitvi, по этому чувству, что я, мол, не чужой себе, что я себе свой, что живу с собой в мире и ладу. Толкала, потому что не чувствовал я ни мира, ни лада с собой, а, наоборот, чувствовал, что сам я не свой. Толкала, толкала, пока не дотолкала до сорока лет, когда я почувствовал, что всё… что теперь наконец я сделался самим своим, а значит, самим собой…
Вспомнил тут дурацкий анекдот к слову:
Пришёл мужик к женщине в гости. Она его накормила, напоила и говорит:
— Ну, теперь ты мой!
Мужик посмотрел на грязную посуду и отвечает:
— Сама мой!
Сама мой… сам мой… сам свой… Да, я чувствую, что в сорок лет что-то радикально переменилось, что-то новое произошло со мной — переход в абсолютно новое переживание себя и мира, главным свойством которого, пожалуй, и можно назвать чувство, что я сделался сам своим, или сам моим.
Почему я выделяю именно эту трансформацию как главную, учитывая, как много их было и до того периода моей жизни, и после, спрашиваешь ты меня? Да потому, что чувство отчуждённости от себя, чувство, что я сам не свой, в основном и толкало меня в моём духовном поиске. Именно чувство отчуждённости было той бездонной дырой в сердце, которую я пытался заполнить всю свою жизнь. Заполнить чем, вновь вопрошаешь ты? Поиском смысла жизни, вот чем! Поиском понимания, зачем это всё. Всё, вообще, всё, что существует: я и мир, я в мире, мир до меня, мир после меня и мир без меня. Ведь он существует, мир без меня? Или не существует? Если честно, я этого не знаю, и у меня нет способа узнать.
Да, в первую очередь я искал смысл. Не силу, не счастье, не безопасность, не удовольствие… ибо мне казалось, что если я открою смысл своей жизни и смысл «жизни вообще», смысл всего существования, всего вселенского бытия, то всё для меня встанет на свои места, я сделаюсь сам своим и жизнь моя наладится, сладится, смирится, примирится, умирится… и в этом и будет главное моё счастье, главное удовольствие, главная безопасность и главная сила.
И ты, конечно, помнишь, что довольно быстро в своём поиске смысла я обнаружил, что смысл не может быть исключительно рассудочным, интеллектуальным, ибо такой смысл тоже был бы не моим, он был бы прочитанным, услышанным и отдельным от меня. Даже если бы этот смысл каким-то образом самозародился в моём рассудке, но не был бы глубинно прожит, это всё равно был бы не мой целостный смысл, ибо относился бы только к небольшой — рассудочной — части меня. Нет, смысл, которого я жаждал, нужно было пережить. Пережить всем моим существом. Я жаждал смысла, который я знал бы кожей, сердцем, кишками, мышцами, костями и костным мозгом. Смысла, который я знал бы глазами, ушами, языком, носом и кончиками пальцев. Смысла, который я знал бы вдохом, выдохом и тишиной между ними. Смысла, который стал бы не испытываемым мной опытом, а мною самим. А я сам сделался бы смыслом.
Ты спрашиваешь меня, нашёл ли я этот смысл в сорок лет?
Да, нашёл. Кстати, помнишь шаманку Веру Сажину? Она ведь это предсказала. М. ходила к ней консультироваться по поводу некоторых жизненных ситуаций и важных для неё выборов. Вера же, не будучи со мной знакома, увидела меня своим внутренним шаманским взором и сказала, что хороший, мол, он мужик, но что-то мается, что-то всё места себе не находит. Но ничего, скоро успокоится, добавила она.
И оказалась права, ибо так и вышло — через пару лет я стал замечать, что нечто изменилось во мне, нечто радикальное и важное. Я действительно успокоился, найдя, наконец, себе место, обретя себя, сделав себя своим. Но вместе с тем моим сделался и весь мир, всё существование.
Помнишь фразу Догэна, которую я не раз тебе цитировал: «Пробуждение — это близость со всеми вещами»? Так вот, в сорок лет мир перестал быть чуждым мне, а я перестал быть ему посторонним, я перестал чувствовать себя не от мира сего, перестал смотреть по отдельности либо только в себя, либо только в мир. Мир сделался мне близким, и я сделался сам своим, вместе с миром. Оказалось, что чувство отчуждения от себя, о котором говорил Фромм, не может одновременно не сопровождаться и чувством отчуждения от мира. Ибо я и мир, как я обнаружил, нигде, понимаешь, вообще нигде не отделены друг от друга.
Оказалось, что в мире и в себе можно чувствовать себя дома. Ища себя, пытаясь освоить себя, я ведь фактически всю жизнь искал дом, в котором мне было бы уютно жить, я искал дом, берегущий меня от опасностей самсары. Однако вместе с обретением дома я обнаружил парадокс жизни, состоящий в том, что дом этот мне не принадлежит. Дом никому не принадлежит, но мы принадлежим дому, я принадлежу дому. Дому жизни. Я и есть этот дом жизни, и нет между мной и ним никакого зазора, никакой разницы, никакого отчуждения. Но до поры до времени я не мог этого увидеть, почувствовать, пережить, поэтому я искал дом, пока не нашёл его.
Отрывок из «Махабхараты», с которого я начал это письмо тебе, заканчивается такими словами: «Человеку тому грозила опасность от хищников, от той престрашной женщины на краю лесной чащи, от змея на дне колодца, от слона у края его, от падения дерева из-за мышей — опасность пятая, от жадности к мёду, из-за пчёл — опасность шестая, как говорят — самая великая; он же пребывал там, ввергнутый в море самсары, сохраняя привязанность к жизни, не исполнившись к ней отвращения!»
Ты спрашиваешь меня, почему, по мнению мудреца Вьясы, легендарного автора «Махабхараты», человек во имя спасения от самсары должен был бы исполниться отвращением к жизни?
Разумеется, не зная, что имел в виду Вьяса в точности, я сам для начала отвечу уточняющим вопросом: отвращением к какой именно жизни, дорогой мой бык-бхарата, должен был бы преисполниться этот человек? Не кажется ли тебе, что человеку необходимо преисполниться отвращения к жизни, где всё существует по отдельности, а человек в ней живёт сам по себе, в душном пространстве своего замкнутого одинокого существования? Не кажется ли тебе, что человеку необходимо преисполниться отвращения к жизни, где вся эта жизнь — весь этот бескрайний лес — воспринимается им как набор отдельных, отделённых друг от друга объектов, часть из которых полезна этому отдельно взятому человеку, часть вредна и опасна, а часть нейтральна для него, то есть фактически на которые ему наплевать? Не кажется ли тебе, что человеку следует исполниться отвращением к миру, где он, человек, чувствует себя отчуждённым от мира и действует либо как захватчик, либо как жертва, либо как безразличный, апатичный циник? Не кажется ли, что преисполниться отвращения имеет смысл к жизни исключительно выживателя, достигатора и потребителя жизни, который сам себя жизнью не чувствует?
К самсаре ведь можно очень хорошо приспособиться, можно многого добиться в самсаре, накопить побольше мёду, закрыться высокими заборами от страшных лесных чудовищ… на время, конечно, на время, ибо лес не перехитришь, рано или поздно он пролезет, прорастёт и в забор, и через забор, и сам забор сделается его частью, а мёд сделается его питательной средой. Они, собственно, с самого начала только и могут быть частью леса, однако человеку кажется, что они отдельны в этом лесу отдельных объектов и как-то могут его защитить — отдельного, самого по себе. Но кажется так до поры до времени.
В общем-то, бык мой бхарата, это отвращение к миру, состоящему из таких вот разрозненных объектов — приятных, неприятных и нейтральных, — и гнало тебя всю твою жизнь от такого мира, однако никак ты не мог от него убежать, ибо все эти «отдельные» объекты и ты сам, как отдельный, осамленный, самичный, отчуждённый объект, были исключительно в твоих глазах, в твоих ушах, в твоих пальцах и в твоём сердце. Куда же ты мог убежать от своего сердца, глаз, ушей и пальцев?
Недаром демон Мара говорил как-то Будде: «Твои глаза принадлежат мне, твои уши принадлежат мне, твои пальцы принадлежат мне… Куда же ты от меня денешься?»
Парадокс же состоит в том, о бык-бхарата, что тебе нужно не отвращение к миру испытывать, а полюбить его в своих глазах, в своих ушах, в своих пальцах и в своём сердце. И демона Мару полюбить, как неразрывную часть целого мира, целой жизни, целого тебя.
«Изучать Путь Будды — значит изучать себя. Изучать себя — значит забывать себя. Забывать себя — значит быть обнаруженным всем, что существует. Быть обнаруженным всем, что существует, — значит позволить исчезать своему телу-сознанию, а также телу-сознанию других существ. Существует след Пробуждения, который невозможно ухватить. Мы бесконечно воплощаем этот неуловимый след Пробуждения».
Сколько раз в своих письмах я уже обращался к этому посланию Догэна! Сколько ещё буду обращаться… Изучать Путь Будды — значит изучать себя. Это значит поворачивать внимание в свои глаза, в свои уши, в свои пальцы, в своё сердце.
Будда, наставляя некоего аскета по имени Бахия, носившего одежду из древесной коры, сказал ему однажды:
«… тебе, Бахья, следует тренироваться так:
В видимом должно быть просто видимое; в слышимом должно быть просто слышимое; в ощущаемом должно быть просто ощущаемое; в осознаваемом должно быть просто осознаваемое.
Когда, Бахия, для тебя в видимом будет просто видимое, в слышимом будет просто слышимое, в ощущаемом будет просто ощущаемое, в осознаваемом будет просто осознаваемое, тогда ты не будешь существовать “с этим”.
А когда ты не существуешь “с этим”, тогда ты не существуешь “в этом”. Когда, Бахия, ты не существуешь “в этом”, тогда ты не существуешь ни в том, ни в другом, ни посередине этих двух. Так происходит конец страдания».
Так происходит конец страдания, так приходит конец жизни в сансаре. Вот в чём ключ Пути Будды.
Когда, бык-бхарата, для тебя в видимом будет просто видимое, в слышимом будет просто слышимое, в ощущаемом будет просто ощущаемое, в осознаваемом будет просто осознаваемое, тогда ты не будешь существовать «с этим». С чем «этим», опять вопрошаешь ты меня? С этим отдельным от всего остального объектом, вот с чем! С отдельным от тебя объектом, с миром, состоящим из отдельных объектов, с собой как с отдельным, независимым и отчуждённым от всего существования объектом, с отчуждёнными и независимыми объектами внутри тебя, с самим этим разделением на тебя внутри и мир снаружи.
Изучать Путь Будды — значит изучать себя. Это значит поворачивать внимание в свои глаза, уши, пальцы и сердце, имея в виду, что всё, что ты видишь, слышишь и вообще воспринимаешь, делается именно в твоих глазах, ушах и сердце, что весь мир уже там. Куда же ты от него, от мира, денешься? Куда же он от тебя денется, если ты и он — одно?
Изучать себя — значит забывать себя. Забывать себя — значит быть обнаруженным всем, что существует. Быть обнаруженным всем, что существует, — значит позволить исчезать своему телу-сознанию (как отдельному объекту), а также телу-сознанию (как отдельному объекту) других существ. Тогда ты не будешь существовать «с этим», с отдельным телом-сознанием, в этом — отдельном, осамленном теле-сознании. А когда ты не существуешь «в этом», тогда ты не существуешь ни в том, ни в другом, ни посередине этих двух. Так происходит конец страдания. Существует след Пробуждения, который невозможно ухватить. Мы с тобой, бык-бхарата Бахия, бесконечно воплощаем этот неуловимый след Пробуждения.
Демон Мара в той самой сутре, про принадлежащее ему человеческое восприятие, продолжил обращаться к Будде с такими словами:
«Люди говорят: “Это моё”;
Они говорят: “Моё”.
Если ты, аскет, один из них,
тогда ты мой
и никуда от меня не денешься».
На что Будда ему ответил:
— Сама мой!
«То, о чём они говорят,
не моё,
и я не из тех,
кто так говорит.
Знай же, лукавый:
ты не сможешь обнаружить
даже следов
моих».
Существует след Пробуждения, который невозможно ухватить. И мы бесконечно воплощаем этот неуловимый след Пробуждения.
Я обещал тебе написать, как именно я сейчас воплощаю пробуждение. Вот так и воплощаю. В наиболее полной форме, доступной мне сейчас, далёкой от идеала, далёкой от Будды, далёкой от идеального Будды. То есть Будды, существующего исключительно в моём воображении. Воплощаю всякий раз, садясь в медитацию дзадзэн, или в другие времена. Ведь, когда я иду, я всё равно сижу дзадзэн, и когда лежу или стою, тоже сижу. Я теперь никогда не перестаю сидеть дзадзэн, дорогой мой бык-бхарата. Но пробуждение не может принадлежать мне, оно никому не может принадлежать. Всякий раз, как только я пытаюсь присвоить себе пробуждение как «это», как вещь, как объект, пробуждение тут же превращается в труху. Такое «пробуждение» может принадлежать только демону Маре.
Существует след Пробуждения, который невозможно ухватить. И мы бесконечно воплощаем этот неуловимый след Пробуждения.
Предвижу твой вопрос: «А что же война — тоже, что ли, дом, который ты обрёл?»
Ну да, ну да, и война — дом. Но, во-первых, не весь дом, а лишь одна из многочисленных его комнат, а во-вторых, что же делать, если в одной из комнат началась разруха, — игнорировать её, что ли, предлагаешь?
Остановлюсь по очереди на каждом из этих двух пунктов.
1. Война не везде.
Да, даже для украинцев и израильтян, которые часто слышат вой воздушных тревог и взрывы ракет в своих городах, война не занимает всё пространство их жизни. Это я знаю из первых рук, из постоянного общения с украинцами и израильтянами, подвергающимися обстрелам. Это я знаю от участников нашей Облачной Сангхи, каждый день выходящих в эфир из разных городов Украины и Израиля. Да, война видима и слышима им непосредственно, очень близко, да, она ощущается ими кожей и всей нервной системой, но в их жизни есть также и место для медитации, для дружеского разговора, для красоты, для искусства и творчества, для любви и объятия. В их жизни есть место для большого дома жизни. А что уж говорить обо мне, человеке, живущем в абсолютно привилегированном положении, не слушающего каждый день завывания сирен воздушных тревог в небе. В моём доме есть разные комнаты, во многих из которых войны нет.
В этом, конечно, состоит своя сложность, бык мой бхарата: как, переходя из комнаты в комнату, с одной стороны, не забывать о наличии других комнат, а с другой — при переходе не тащить в новую комнату всё, что было в предыдущей. Это, знаешь ли, искусство! Искусство срединного пути. Ему я и учусь, воплощая неуловимый след пробуждения. Учусь, учусь и понимаю, что иногда получается у меня им идти, а иногда так себе. Но, в конце концов, и Будда был так себе приходящим и так себе уходящим, поэтому и я буду воплощать неуловимый след пути, как могу прямо сейчас.
2. Война — это моя реальность.
Война пришла в дом моей жизни без спросу, как часть жизни. В принципе, так же, как к человеку приходит болезнь, старость, смерть, утрата чего-то дорогого или невозможность достижения чего-то позарез нужного. Поэтому для меня главное не само событие, на приход которого я повлиять не могу, а моя реакция на событие. На реакцию-то я могу повлиять? Могу! И Будда уже две с половиной тысяч лет назад объяснил мне, как это делать.
В первую очередь нужно встретиться с этой своей реакцией. Помнишь, что он сказал в своей первой проповеди? «Дукху необходимо полностью познать», — вот что он сказал! Дукха — это и есть моя реакция, моё сопротивление событию, моё нежелание иметь с ним дело, моё нежелание иметь дело с болью утраты мирной жизни — это дукха. Моё желание, чтобы было по-моему и только по-моему, — это дукха. По чьему моему? По моему — отдельному от жизни, отчуждённому, осамленному, самичному. По моему, пытающемуся всё себе присваивать: «Это моё, то моё, я сам — мой и только мой!»
— Сама мой!
С этим мороком Мары, с этой «дукхой отдельного “я”» мне нужно встретиться напрямую и пережить её. И заметить, что хотя событие продолжается, дукха уходит; а когда уходит дукха, я могу вспомнить о том, что я един с жизнью, могу вспомнить о том, что у меня есть Дхарма — Путь и что я могу не реагировать на события исключительно из страха, отвращения, ненависти и жадности одинокого существа, стремящегося во что бы то ни стало сохранить свою отчуждённость, а отвечать на них как человек Дхармы. Человек Дхармы, дорогой мой бык-бхарата, это не реагирующее существо, а отвечающее, это существо, ответственное перед всем домом существования. Перед всем домом существования, которым он сам и является.
В этом состоит парадокс жизни, который мы с тобой пытаемся разрешить всю свою жизнь. И не только мы с тобой, но и каждое человеческое существо. Это парадокс отношений единицы и единого. Я, ты и любой человек — все мы непрерывно вопрошаем: «Кто я — единичное, отдельное существо или я — это целое существование, всё существующее?» Мы непрерывно задаёмся этим вопросом, даже если не формулируем его именно так. Мы задаёмся им всем своим существом, задаёмся самой жизнью.
Всё здесь, в этом мире, мне дано, весь мир мне дан — таким, как он есть, в своей целостности, включая и войну, включая и меня самого, с моими сильными и слабыми сторонами, с моей уникальностью, — но ничто мне тут не принадлежит, дорогой мой бык-бхарата, включая и войну, включая и меня самого, включая и мою уникальность. В те моменты, когда я понимаю это, морок Мары рассеивается и самсара совмещается с нирваной, самсара перестаёт быть рваной раной в моём сердце, и я становлюсь самим своим, вместе с миром. И лукавый Мара не может обнаружить даже следов моих.
Догэн в ещё одном своём эссе написал так:
«Даже если всего лишь один человек в мире в течение короткого времени сидит дзадзэн, в силу того, что этот человек един со всем существованием и полностью пронизывает все времена, он идёт путём Дхармы под вечным руководством Будды в неизмеримом мире Дхармы в прошлом, настоящем и будущем».
Ты спрашиваешь меня, где я иду сейчас, где я сижу свой дзадзэн? Я сегодня, я сейчас. Сейчас я завершаю это письмо тебе. Я писал его месяц, сейчас уже май. Весна уходит, плачут птицы, глаза у рыб полны слезами, как сказал Басё. Война движется своим чередом, и сегодня я встречаюсь с людьми, ставшими мне дорогими за это время, с нашей Облачной Сангхой Военного Времени. Это время вмещает в себя горе и радость, надежду и отчаяние, тишину и разговор, понимание и непонимание, общность и различия, обретения и потери, встречи и расставания. Это время возникает благодаря бытию каждого участника Сангхи, из бытия каждого возникает это ежедневное событие. В этом со-бытии мы то стоим на высочайшей горной вершине, то лежим на дне океанской впадины, то опираемся на посох, то подметаем метлой, то стоим столбом, то светим фонарём, мы то бесконечная земля, то безразмерное небо.
Время бытия — это время как оно есть. Время — это бытие, а бытие — это всё время, что только может быть. Временное существо — это время как оно есть. Время — это существо, а существо — это всё время, что существует.
Вот где я сейчас, дорогой мой бык-бхарата, — во временном существовании, во всём существовании, которое только может быть.
Ты знаешь, бык-бхарата, в конце этого разговора я хочу, чтобы мы с тобой провели маленький эксперимент. Только проделай его, пожалуйста, честно — физически, телесно.
Прямо там, где ты есть сейчас, в своём времени и пространстве, протяни указательный палец ко мне, к моему времени и пространству. И я тоже прямо сейчас протягиваю руку к тебе. Я касаюсь своим указательным пальцем кончика твоего. Чувствуешь?
А теперь скажи мне: ты касаешься кончика моего пальца? Ты касаешься целого пальца? Ты касаешься руки? Ты касаешься всего человека? Ты касаешься всего мира? Ты касаешься всего, что существует? К чему ты близок прямо сейчас, бык мой бхарата?
Скачать все аудиописьма
Телеграм-канал Письма к самому себе
Плелист в YouTube
Плелист в SoundCloud
С начала войны я работаю исключительно за свободные пожертвования, если вы цените проект “Будда в городе” и хотите поддержать мои жизнь и работу, то можете сделать это здесь:
Поддержать Будду в городе
Всего вам доброго и, надеюсь, до следующих встреч.
И помните: в каждое мгновение у вас есть выбор – сделайте лучший.
А теперь идите и медитируйте!